Спагетти-вестерн: Алилуйя мертвому жанру

"Eh, amico, c?e Sabata... Hai chiuso!"*
"Sausage and Ketchup" *
"Ду коомен мучо-мучо рапидо"*

Вестерн мёртв. Старый и непрощённый Клинт Иствуд не в счёт. Он сам себе жанр. Вокруг нет никого, кто мог бы выстрелить ему в спину (как в "Бесконечном вестерне" Роберта Шекли) или хотя бы подержать стремя. Мертворождённые "плохие девчонки" в эротически порваных рубашечках не имеют никакого отношения к вестерну, а раскрученные рекламой "Молодые пистолеты" - это просто игры мажоров Голливуда "в ковбойцев и индейцев".
Дохода этот вздор не приносит и ставится на деньги богатых папочек по настоянию балованных детишек. "Папа, папа, не хочу кокаина, хочу Билли Кида сыграть! Или д`Артаньяна!" Всё очень мило, кольты дымятся, "Бон Джови" поют, мальчики смеются, а вестерна нет. Нет суровых мужчин, расчитывающих только на себя и не знающих страха смерти. Нет ощущения пространства до начала истории, нет чувства эпоса, которым всегда отличался вестерн.

Кое-кто утверждает, что вестерн умер в начале 70-х, в Новом Голливуде, когда Артур Пенн и Роберт Олтмен остервенело рвали в клочья стереотипы классического американского кино. "Их любовь к жанру граничит с презрением," - отмечали наиболее умные критики и высказывали мнение, что "МасКэйб и мисс Миллер", "Излучины Миссури" и "Маленький Большой Человек" - гвозди, вбитые в гроб самого американского киножанра. Так ли? Нет, не так всё было, совсем не так. Обновители Голливуда не убивали вестерн, а наоборот, пытались оживить мертвеца, пытались влить в его иссохшие жилы немного свежей крови - придать вестерну реализм, пусть даже несколько карикатурного плана.

Дело в том, что к началу шестидесятых американский вестерн застыл в неподвижности, напоминающей паралич: "грязная война" в Корее и ещё более грязная война во Вьетнаме сделали традиционное зрелище истребляемых индейцев совершенно невыносимым, а попытки славословить "героев" вроде генерала Кастера вызывали по-меньшей мере раздражение. Американский вестерн ушёл на телевидение и прозябал с бесконечных сериях погонь и перестрелок до самых пор, пока не заявили о себе рассерженные молодые люди, выкормленные королём кинохалтуры Роджером Корманом и помешанные на европейском кинематографе. В замечательных фильмах молодых интеллектуалов демонстративно нарушались все писаные и неписаные законы вестерна. Убийцы и грабители оказывались милыми влюблёнными парнями, традиционнно кровожадные индейцы - благородными и наивными представителями древней культуры, а прославленное завоевание Запада - кровавой бойней, продвижением виселиц и борделей всё дальше и дальше, от индустиального побережья внутрь девственного континента...

Но вестерн погиб чуть раньше прихода Пенна, Олтмена, Марлона Брандо и Сидни Поллака, да и не в Америке, а, как ни странно, на задворках милой интеллигентной старушки Европы. Вестер погиб в случайной стычке, убитый в спину. Имя убийцы - спагетти-вестерн. Он был небрит, пьян, в руках сжимал ручной пулемёт "льюис", на плечах у него болталось пончо, а из-за его плеч выглядывали строгие умные лица Серджо Леоне, Серджо Корбуччи, Энцо Кастеллари и Карло Лидзани.

Смерть вестерна стала прямым следствием невинного желания нескольких итальянских и испанских режиссёров снять дешёвый фильм со стрельбой, выдать его за американский вестерн класса Б и загрести денежку на всеобщей любви к Голливуду. В начале шестидесятых никто в Италии не хотел смотреть итальянское кино. Всякие там Феллини-Пазолини глубоко презирали публику и ваяли шедевры для фестивалей и мелких групп кинокритиков. Публика отвечала национальным гениям взаимностью и игнорировала их фильмы, исправно отсматривая американскую продукцию. Вот на таком безрадостном фоне и появился завораживающе красивый и поразительно злой псевдовестерн "За пригоршню долларов", подписанный неким Бобом Робертсоном. Почему "псевдо"? Ведь персонажи были одеты и вооружены в точности, как герои и злодеи настоящего благородного вестерна. Но вели себя эти "герои" совсем не так, как полагалось традиционной мифологией Дикого Кинозапада. Они были "плохие". Все. Даже центральные персонажи, которым полагалось сочувствовать. При этом все без исключения персонажи закуривали, поправляли шляпы, поднимали револьверы с ловкостью фокусников, демонстрирующих коронные номера, и двигались с подчеркнуто балетной пластикой. Странность фильма подчеркивалась заимстванным сюжетом. Сюжет был слизан с великолепного и циничного самурайского фильма Акиры Куросавы "Телохранитель", который в свою очередь был срисован с гротескного гангстерского романа Дэшиела Хэммета "Красная жатва". То есть это была стилизация стилизации стилизации и постмодернизм в действии. Первые сеансы провалились вглухую из-за отсутствия рекламы. Фильм уже собирались снимать с проката, как вдруг народ повалил в залы, буквально ломая двери кинотеатров - до сих пор историки спорят о причинах этого киночуда. "За пригоршню долларов", снятый за гроши, принёс миллионы. Даже американцы поверили в прикол Серджо Леоне, спрятавшегося за псевдонимом, и некоторое время разыскивали " Боба Робертсона" в Голливуде и его окрестностях. Да, это был успех. И находчивые итальянцы тут же подхватили многообещающую линию. Самые глупые пробовали просто имитировать вестерн, но эти-то подделки как раз успеха не имели. То, что пользовалось успехом, то, что стало культом и получило от кинокритиков презрительную кличку "спагетти-вестерн", разительно отличалось от американских скачек по прериям.

В американском вестерне у героев - ковбоев и переселенцев - всегда была возможность сесть на коня и уехать в закат. Вестерн был распахнут навтречу будущему и всегда, даже в мрачных городских драмах типа "Рио Браво" Хоукса и "Человек, застреливший Либерти Вэлланса" Форда, оставалась надежда на перемены к лучшему, на наступление новых времён. Это был главный пафос вестерна: времена меняются. Человек приходит на Запад и завоёвывает его. Ничего подобного нет ни в одном спагетти-вестерне. Итальянские умники зло посмеялись над великой американской мечтой, изобразив Дикий Запад выжженой пустыней с мертвыми городками на дне пыльных долин. Это не страна с великим будущим, а мир после катастрофы. Разрушенные церкви и пустые дома, где прячутся бандиты, появляются в каждом фильме. Заросшие щетиной оборванцы с пистолетами и динамитными шашками в карманах ни в коем случае не первопроходцы и первопоселенцы. Это смертельно уставшие беглецы, отягощённые прошлым. Они одержимы воспоминаниями, их цель - месть за какие-то давние полузабытые преступления. Жизнь представляется им бесконечной цепью повторений, нет ничего нового под луной. Куда бы не ехали, куда бы не брели раскалёнными пустырями герои "спагетти-вестерна", они неизменно оказываются в той же точке, с которой началось их движение. Может быть, в спагетти-вестернах мы наблюдаем описанные тибетской Книгой Мертвых миры Бардо, куда заперты герои после своей негероической смерти? Герои, достигшие совершенства и начинающие подозревать о том, что они уже мертвы... "It?s cool, it?s cool world," - в полном значении слова. Стрелки и бандиты хладнокровны и виртуозны в стрельбе и пытках. Мы наслаждаемся охлаждённостью чувств безупречно аморальных персонажей и их фантастическими ритуальными танцами под завораживающе холодную музыку Эннио Морриконе. Справедливости ради стоит заметить, что не только Морриконе писал сопровождение к медленным и мучительным спагетти-вестернам, но именно его мелодии стали звуковой маркой жанра.

Пережившие и режим Муссолини и унизительное освобождение от фашизма совместными усилиями американской армией и "Коза Ностра"- известны факты сотрудничества американского командования с мафиози типа Лаки Лучиано, - итальянские интеллектуалы уже не могли верить в старую байку о том, что человек по природе добр. Из опыта жизни они вынесли иное правило - "Никому не верь и ни к кому не поворачивайся спиной".

"Джанго", эталонный спагетти-вестерн, снятый Серджо Корбуччи, начинается с медленного тяжелого дождя и грязи, по которой измученный пистолетчик с цыганским именем Джанго тащит гроб. В гробу спрятан пулемёт, и Джанго надеется продать машинку очередному революционному мексиканскому генералу. Всё дальнейшее известно заранее. Наниматели всегда предают несчастного наёмного убийцу, а он в свою очередь с самого начала озабочен вопросом: как бы обокрасть собственных боссов? Очень жизненная коллизия, несовместимая ни с моральным кодексом строителей коммунизма, ни с кодексом политкорректности... Интересно, что мы не найдём там ни единой сцены погони, которыми так славится оригинальный, американский вестерн. Зато засады, выстрелы из-за угла и ловушки всех мыслимых - и некоторых немыслимых - вариантов представлены в изобилии. Это соревнование в подлости с незначительными вариациями разворачивается в нескольких десятках итало-испанских спагетти-вестернах, среди которых блистают такие шедевры, как "долларовая трилогия" Серджо Леоне, динамитный "Пистолет для Ринго" Дуччо Тессари, причудливый "Лицом к лицу" Серджо Солима и непередаваемо странный E duo disse a Caino с Клаусом Кински в роли одержимого мстителя. Красота предательства, о которой с таким жаром твердили самые изысканные писатели двадцатого века - Борхес, Жене и Аркадий Гайдар - воплотилась в безумно красивые композиции этих фильмов.

Самый удачливый и известный автор спагетти-вестернов, конечно, Серджо Леоне, чьё рождение ровно 90 лет назад и смерть (во время просмотра по телевизору старого вестерна категории Б) ровно 20 лет назад послужили скромным поводом к написанию этих заметок. Его первые фильмы не имеют отношения к вестерну и говорить мы будем не о них, а о двух трилогиях, сделавших его имя бессмертным. Первая трилогия, называемая "долларовой", составлена из очень хорошего "За пригоршню долларов", хорошего "На несколько долларов больше" и великолепного, упоительного, замечательного... "Хороший, плохой, злой"! Михаил Трофименков замечательно определил структуру трилогии: "За пригоршню долларов": граница страны ещё открыта, ничейная земля между Штатами и Мексикой в руках торговцев оружием и спиртным, кланов наёмных убийц. Гробовщик при первой встрече на глаз снимает с вас мерку. Персонаж Джан-Мария Волонте испытывает первый пулемёт на мексиканских кавалеристах. "И ещё за несколько долларов": граница замкнута, выстроены тюрьмы и банки. Шерифы вывешивают плакатики, объявляющие награду за голову налётчиков. Коммивояжёры смерти, охотники за головами на службе закона процветают. "Хороший, плохой, злой": государства развились до такой степени, что породило внутреннюю границу между Севером и Югом. Злодеи-рабовладельцы и свободолюбивые северяне вытворят такое, что изумляются профессиональные бандиты. Построен первый концлагерь, на полях сражений ни за что ложатся бататьоны.... Объединяют фильмы первой трилогии исполнитель главной роли Клинт Иствуд и геометрическое их построение: в первой ленте - человек между двумя бандами, во второй - банда между двумя профессиональными стрелками, в третьей - два государства, между которыми мечутся трое авантюристов". Но стоит сказать и о других героях этой трилогии - во втором и третьем фильме рядом с никому в ту пору неизвестным Иствудом злодействует чертовски элегантный Ли ван Клиф, а в заключительной части мы имеем счастье видеть не только Иствуда и ван Клифа, но и актерский перфоманс Элая Уоллаха, и это лучшая роль в фильме, и это одно из лучших представлений в истории кино! Если тебе не удалось до сих пор увидеть это, разбейся в лепёшку, но посмотри начало "Хорошего, плохого, злого" с незабываемо зловещим появлением трёх незнакомцев - сверхкрупным планом! - трёх демонически опасных типов с повадками суперпрофессиональных наёмных убийц, которые тут же., в соседнем кадре, валятся, как мешки, под точными выстрелами "злого" Уоллаха, прыгающего в окно со шницелем в зубах... А как его вешают! А как он жуёт сигару, вместо того, чтобы её закурить! А сцена, в которой Элай Уоллах из деталей десятка различных револьверов монтирует единственную и неповторимую машинку собственной конструкции, достойна встать рядом с "танцем булочек" из "Золотой лихорадки" Чаплина! Но кроме этого "злого" бандита в фильме есть Клинт Иствуд и Ли ван Клиф, есть музыка Морриконе (вихрь обезумевшей музыки гонит потрясённого "злого" Уоллаха вдоль крестов бесконечного солдатского кладбища - и это один из самых пронзительных эпизодов в истории кино!) и блистательная камера Тонино делли Колли. Даже американцы, не любящие в принципе европейское кино, дрогнули сердцем перед шедевром Серджо Леоне и позволили ему следующий фильм снять на святой для каждого киномана земле Калифорнии. Получилось нечто невообразимое - американский спагетти-вестерн под чудным названием "Однажды на Диком Западе " и американскими звёздами. Тут уж Леоне развернулся вовсю. На главные роли он пригласил Генри Фонда и Чарльза Бронсона, когда-то с высокомерным смехом отказавшихся от участия в первом вестерне "долларовой" трилогии. Сценарий он заказал кумиру европейских интеллектуалов Бернардо Бертолуччи и автору самых волнующих фильмов ужасов Дарио Ардженто. Впрочем, потом он вместе со своим ассистентом всё переписал. Но жест был великолепный!.. Понять смысл происходящего в "Однажды на Диком Западе" довольно трудно, кажется, Леоне попытался совершить предательство фирменных мотивов итало-вестерна и показать смену эпохи диких ковбоев новыми временами железных дорог и биржевых спекулянтов. Однако дизайн съел сюжет фильма и в памяти после просмотра остаются лишь величественные и прекрасные убийства вперемежку с репликами типа "Когда-то я видел три таких же плаща. В каждом было по мужчине. В каждом мужчине - по пуле". "Бродячим ковбоям нет места на земле, - замечает Мих.Трофименков по поводу "Однажды на Диком Западе" - их порода вымирает. Один из них убивает детей, другой по инерции защищает невинных. Но встретившись, они с пониманием, как братья, смотрят друг другу в глаза. Железнодорожная компания тянет рельсы к Тихому Океану, золочёные салон-вагоны останавливаются в пустыне, безлюдные долины заполняются строителями..." Это темы настоящего американского вестерна, это кризисный фильм кинобарокко 1968-го года, года "пражской весны" и "весёлого мая", после которых спагетти-вестерн изменился катастрофически и безнадёжно.

На первое место вышла тема проигранной революции, в итало-вестерн пришло отчаяние. Если раньше авторы жанра воспринимали "несовершенство" человеческой натуры с холодной и всепрощающей усмешкой - это и превращало их фильмы в изысканно чёрные комедии - теперь им стало страшно по настоящему. Серджо Леоне попытался закрыть тему в своём последнем вестерне, после которого замолчал на четырнадцать лет, до самого "Однажды в Америке". В 1971 он поставил непередаваемо печальный и очень красивый вестерн о распаде революции и деградации революционеров - "Опусти голову". Он же - "Однажды в революцию", он же "Пригоршня динамита", он же "Мелодия смерти". Сначала "Опусти голову" должен был ставить Питер Богданович, автор "Последнего киносеанса", очень хорошей стилизации под фильмы 50-х годов. Но Леоне, после знакомства с режиссёрскими заметками таланливого американца, выгнал его со съёмочной площадки со словами: "Вам бы голливудское кино снимать..." и всё сделал сам, по своему. В этом фильме "цивилизация в виде броневиков и массовых расстрелов шествует по революционной Мексике, неграмотному крестьянину ещё хочется грабить банки, а ирландский террорист выбрасывает в грязь томик Бакунина..." (Мих.Трофименков) В истории нет места оптимизму, революция проигрывает всегда, сказал Леоне и процитировал "Тему предателя и героя" Борхеса.

Третий фильм второй трилогии Серджо Леоне к вестернам не относится, поэтому о нём мы поговорим где-нибудь в другом месте....

"Белый и бородатый" Серджо Леоне заслонил своих коллег в глазах киноисследователей. Но спагетти-вестерны Дамиано Дамиани, Энцо Кастеллари и Серджо Корбуччи остаются культовыми фильмами для всех, кто любит движущиеся по экрану изображения. В конце шестого десятилетия кино вошло в стадию барокко, когда детали оказываются важнее целого и формальное мастерство важнее "идейного посыла". Итальянский вестерн имитировал политическое кино той поры, но превращал идеологию в причудливый орнамент. Рекорд странности поставил Энцо Каселлари, в "Кеома" он перенёс историю страстей Иисуса в Техас времён разгрома очередной мексиканской революции. Опуская револьвер, новый "Иисус-неудачник" Кеома произносит: "Так просто убивать тех, кто уже мертв...", и это звучит эпитафией вестерну. В 1993 Кастеллари попытался снять римейк "Кеома" в России с Франко Неро в главной роли, это была чертовски элегантная идея, ведь именно спагетти-вестерны, а не что-либо другое, адекватно описывают ситуацию современной России. Но увы, закончил ли он свой сумашедший фильм или вернулся на солнечные холмы "Ченничета" несолоно хлебавши - история о том умалчивает*.

Как ни странно, один из самых злых и пессимистичных итало-вестернов той поры, "Кто знает?" Дамиано Дамиани с Джан Марией Волонте, Лу Кастелем и Клаусом Кински попал в советский прокат под титулом "Золотая пуля". Ещё чуднее то, что скрыая гомосексуальность вестерна, "самого мужского киножанра", выходит здесь на поверхность, и отношения между революционным бандитом Волонте и наёмным убийцей Лу Кастеля иначе, как любовными не назовёшь. Это тот фильм, после просмотра которого юный Р.В.Фассбиндер решил заняться кино и сделал ледяной по интонации гангстерский фильм "Любовь холоднее, чем смерть", находящийся точно посрередине между "Самураем" Мельвиля и упомянутым "Кто знает?" Дамиани.

Мне нравится "Золотая пуля", я люблю "Джанго" и "Ринго". Я обожаю "Хорошего, плохого, злого". Но мой персональный фаворит - "Великое молчание" Серджо Корбуччи. Единственный вестерн в снегу, вестерн, кончающийся жалкой смертью доброго благородного Трентиньяна от пули великолепного мерзавца Клауса Кински. Долины в предгорьях, заваленные снегом, в который лошади проваливаются по брюхо, клаустрофобия бойцов очередной проигранной революции, меховые шубы "охотников за головами", отстеливающих загнанных экс-герильерос, как зверей... Печальный снегопад, скрывающий трупы... Безнадёжная влюблённость немого героя Трентиньяна и его маузер, почти неправоподобная подлость персонажа Кински и финальный титр, сообщающий о том, что всё происшедшее - не легенда, а самый что ни на есть исторический факт.

Если не хронологически, то эстетически "Великое молчание" закрывает историю спагетти-вестерна. К уже сказанному добавить было нечего. Ещё появлялись комические безделушки с клоунами Бадом Спенсером и Теренсом Хиллом, но даже самые простодушные понимали, что это лишь рефлекторные подёргивания конечностей трупа. Убийца американского вестерна практически покончил самоубийством, продемонстрировав исчерпанность героев, ситуаций и идеологии.

После этого снимать фильмы с бравыми ковбоями, запросто отстреливающими индейцев и мексиканцев, или с суровыми шерифами, несущим на Дикий Запад закон и порядок, было невозможно. Идея была дискридитирована. Поэзия прерий распалась в пыль. Голливудская молодёжь не хотела смириться с таким положением и попыталась спасти положение самокритикой. Было сделано несколько прелестных поствестернов, полных стрельбы и меланхолии. О фильмах Артура Пенна и Роберта Олтмена я уже упоминал. Среди прочих полушедевров блеснул бриллиант "Бач Кессиди и Сэнданс Кид" Джорджа Роя Хилла о верной и нежной дружбе двух честных бандитов в исполнении Пола Ньюмана и Роберта Рэдфорда, но любое сравнение американской продукции такого рода с итало-вестерном способно вызвать лишь умиление. Трогательно, наивно и очаровательно в детской попытке изобразить цинизм. Как верно заметил крёстный отец "новой волны" Андре Базен - "Американцы умеют изображать насилие, но они не умеют показывать жестокость. Жестокость - прерогатива европейского кино..."

Лишь один парень с той стороны Большой Лужи смог внятно ответить макаронникам. Я имею в виду, конечно, Сэма Пекинпа. Он не был новичком в жанре вестерна, но после знакомства с фильмами Леоне и Корбуччи он резко сменил ориентиры и снял свирепую балладу о старых убийцах под грубым названием "Дикая банда". Фирменной маркой Пекинпа, стали две сцены массовой бойни, открывающая и закрывающая фильм. Пулемёты разносят в клочья кавалеристов под радостные вопли стрелков, и мёртвые тела танцуют в рапиде под свинцовыми ударами пуль, прежде, чем рухнуть на землю. Большинство зрителей были настолько потрясены "Дикой бандой", что не заметили остальные, не менее удивительные вестерны Пекинпа. В Италии он снял откровенно итальянский вестерн "Баллада о Кейбле Хоге" с культовым Язоном Робадсом, любимым актером Серджо Леоне, а чуть позже, после "Соломенных псов" и "Побега", в 1973, под музыку Боба Дилана сотворил свой лучший вестерн "Пэт Гаррет и Билли Кид". По мнению редакции прогрессивного журнала NEON, разделяемого и скромным автором этих строк, это вообще лучший вестерн всех времён и народов. А смог бы появиться этот до боли обжигающий холодом фильм без "Лицом к лицу" и "Великого молчания"? Конечно, нет. Итальянские уроки были усвоены на отлично, и учителя были превзойдены - увы, только один раз. Следующий вестерн Пекинпа, чьё жуткое действие разворачивалось в современности на задворках американской империи, стал беспросветно черной историей мертвеца - "Принесите мне голову Альфредо Гарсиа" - ничего живого здесь нет.

Среди поклонников и наследников спагетти-вестерна есть очень неожиданные люди. Уолтер Хилл вслух мечтал о постановке спагетти-вестерна и в конце концов соорудил римейк "За пригоршню доллларов", назвав его "До последнего человека" и перенеся действие во времена "Красной жатвы". Клинт Иствуд, став режиссером, тут же поставил "Странника с высоких равнин", на грани плагиата напоминающего фильмы Леоне. Джон Карпентер начинал с прямой - и очень удачной - имитации итало-вестерна "Нападение на 13-й полицейский участок", а потом пригласил в "Побег из Нью-Йорка" звезд спагетти-вестерна Ли ван Клифа и Эрнеста Боринже. Надо ли говорить о том, что многие сцены этого чудесного фильма-погони кажутся списанными с работ Кастеллари, Солино и Леоне? Имеющий глаза да увидит. А его фильм "Вампиры"? И прикид и пластика персонажей до боли в глазах напоминают злобных киллеров и бесчестных ковбоев с итальянских студий. Вообще фантастический реализм спагетти-вестернов до сих пор вдохновляет создателей "постапокалипсических" фильмов. Трилогия Джорджа Миллера о "Безумном Максе", "Почтальон" Костнера да и все остальные драмы о жизни и борьбе в мире после Бомбы прямо ссылаются на итальянцев.

И я не могу не сказать о своём любимце, о фильме, неизвестном широкой публике, но милом моему сердцу - о модернизированном панк-вестерне "Прямо в ад" Алекса Кокса. Этот упоительно свободный фильм прямо и очень точно цитирует мотивы, мизансцены и ритмы субжанра, пересаживая бродячих гангстеров из сёдел на подержанные "мерседесы", въезжающие в пустынные города-призраки, и вручая им вместо старых добрых кольтов суперсовременное автоматическое оружие, отказывающее в разгар перестрелки... "Прямо в ад" был никем не замеченным предшественником Квентина Тарантино и братьев Коэн, он был слишком изыскан, чтобы стать популярным, он был слишком груб и весел, чтобы быть принятым в приличном обществе фестивальныой кинокритики, но в культовом пантеоне ему отведено почётное место, между "Хельсинки- Неаполь" Мики Каурисмяки и "Мертвецом" Джима Джармуша...

Особую страничку в историю поствестерна вписали советские режиссеры. Я говорю не о классических имитациях вестерна в фильмах тридцатых-шестидесятых годов и даже не о замечательно строгих адаптациях типа "Никто не хотел умирать" В.Жалакявичуса и "Проверка на дорогах" А.Германа, этот корпус фильмов заслуживает отдельного разговора. Я всего лишь хочу упомянуть презираемые высоколобыми культуртрегерами дешёвые и грубые "истерны" с Одесской Киностудии, изобиловавшие кровавыми сценами изощрённой жестокости. Трудно сказать, видел ли Самвел Гаспаров спагетти-вестерны или с небрежной гениальностью сам изобрёл этот жанр в "Ненависти", в "Забудьте слово "смерть", в "Хлебе, золоте, нагане" и особенно в "Шестом", но то, что Никита Михалков в "Своём среди чужих, чужом среди своих" (ах, да, это не Одесса, это Москва - но тем не менее...) пел по итальянским нотам, сомневаться не приходится. Фильм чудесный, но когда я смотрел "Опусти голову" Серджо Леоне, меня не покидало ощущение, что вот-вот - и из-за мексиканских холмов с гиком и свистом вылетит банда есаула Брылова. Это очень странное ощущение, ведь "Опусти голову" вышел в прокат и стал доступен зрителю уже после премьеры михалковского дебюта. Перечислять можно долго. В этом ряду будут и "Кто заплатит за удачу?" К. Худякова, и, конечно, "Псы" Светозарова, до сих пор не побитый рекорд стилизованной свирепости в отечественном кино.

В общем, неточно цитируя В. Пелевина, можно сказать, что вестерн мертв. Но мертв как-то интригующе. Так мертв вампир, пытающийся безлунной ночтью пролезть в окошко Моссовета. Может быть, это самый влиятельный мертвец современной культуры.

Я был в Испании, в пустыне Табернас, в призрачных городках, где снималось большинство спагетти-вестернов (а также "Быстрый и мёртвый" Сэма Рейми, о котором я не сказал ни слова), я стоял под виселицей, на которой когда-то болтался Шорти из "Хорошего, плохого, злого", я бродил по кладбищу, где на надробиях стоят милые моему синефильскому сердцу имена, и имел возможность посидеть в мемориальном кинозале раздолбанного салуна, где непрерывно крутят "Johnny Hamlet", "Cimitero senza Croci", "Sette Pistole per I Mac Gregor" "Il Mercenario" и, конечно, "Django"... Я люблю спагетти и спагетти-вестерны. В этом пристрастии я не одинок.

* "Эй, приятель, это Сабата... Ты проиграл!" - песенка из фильма Франка Крамера "Сабата"
* "Сосики и кетчуп" - песенка из фильма Алекса Кокса "Прямо в ад"
*"Ты пришёл очень-очень быстро" - слова Марвина Флинна в "Обмене размов" Роберта Шекли
* Автору этих заметок удалось выяснить, что фильм был-таки сделан, получил название Jonathan degli Orsi и в 2001 году вышел в европейский прокат на видео и DVD. Автору даже удалось увидеть этот фильм, чем он весьма доволен - в самом деле, это поздняя классика (если у такого маргинального и формального жанра, как "спагетти-вестерн", может быть классика) жанра....

Александр Павленко