Анализ изученных автором материалов показывает, что во второй половине XIX века пытки пленников уже не были так широко распространены среди индейцев Дикого Запада, как это было в первой половине столетия. Рэндолф Мэрси отмечал существенное различие в обращении с пленниками между племенами восточных лесов и индейцами Равнин. Он писал: «Хотя восточные аборигены подвергают свои жертвы пыткам наиболее ужасного характера, они редко, если вообще когда-либо, лишают женщин целомудрия. Тогда как равнинные индейцы, напротив, не убивают пленников продолжительными пытками, но неизменно принуждают женщин подчиняться своим похотливым желаниям». Если индейцы были в бою победителями и не потеряли никого из своих, они могли оставить молодых пленников в живых. Но если победа стоила им крови, пленников ожидала смерть. Мэттьюз писал: «Я никогда не видел и не слышал, чтобы хидатсы захватывали в плен взрослых врагов с целью замучить их до смерти, как это было принято у восточных племен. Врагов они сразу же убивали». Преподобный Вильям Вэйлл писал в 1826 году по поводу осейджей, что никогда не слышал о том, чтобы они пытали врагов. Несмотря на его слова, свидетельств тому существует достаточно.
Среди племен Южных равнин первой половины XIX века наиболее жестокими и бесчеловечными по отношению к пленникам считались липаны, вако, тавакони и тавехаши. Команчей и арапахов жестокими не считали. Дон Франсиско Руис поведал историю о захваченном индейцами тавакони липане. Известие о том, что его ждет смерть, он принял с хладнокровным безразличием и затянул песню смерти. Затем он стал оскорблять пленителей, не забыв ни одного грязного эпитета в их адрес. Женщины, с нетерпением ждавшие возможности поиздеваться над жертвой, развели огромный костер у подножья столба. Липану вывернули из суставов руки и привязали к столбу веревкой вокруг шеи, другой веревкой ему связали ноги. Танцующие вокруг смелого воина женщины периодически хватали за обвязанную вокруг ног веревку и тянули так, чтобы тело его оказывалось в огне. Другие в тот же момент хватали веревку на шее и ослабляли ее. Так продолжалось в течение трех дней и могло бы продолжаться дольше, поскольку тавакони проявляли особую заботу, чтобы не повредить жизненно важных органов пленника, если бы его случайно не убил команч. Надо отдать должное липану. Он несколько раз пел свою песню смерти и выносил жесточайшую пытку с величайшей храбростью. Другой пример изощренной жестокости тавакони показали, захватив в плен около десятка тонкавов. Они медленно и постепенно снимали с жертв кожу – сперва с рук и ног, потом с туловища. Все это время раненую плоть прижигали горящими углями. Энтони Гласе, побывавший среди тавехашей в 1808 году, писал: «Они единственны (среди остальных племен) в способе умерщвления своих пленников. Метрах в двухстах от деревни в землю врыт столб. Пленников раздевают догола и привязывают к нему. Они остаются там некоторое время, и все люди приходят посмотреть на них. После этого женщины и дети забивают их палками до смерти. Затем они срезают с костей мясо и развешивают его в двух разных концах деревни. Но они никогда не убивают пленников, не достигших половой зрелости. Их делают рабами или принимают в семьи, как это практикуется у большинства дикарей». Жестокое обращение с пленниками снискало вичитам (тавакони, тавехашам и др.) дурную славу. Один из евро-американцев писал: «Зверства, которым они подвергают пленников, так велики, что даже рассказ о них вызовет ужас и сделает рассказчика причастным к ним».
Пытки огнем применялись не только вичитами. Один весьма авторитетный источник сообщал, что ассинибойны однажды мучили пленных женщин и детей гровантров, насаживая их на кол, установленный у огромного костра, после чего зажаривали их живьем.
Хотя, по мнению Уоллеса, не в обычае команчей было пытать несчастных пленников, придя в гнев, они могли прибегнуть к крайне варварским способам мщения. Решение участи пленника по большей части зависело от того, кто его захватил. Известен воин, который постоянно кастрировал пленных мальчиков, распял одного из пленников и убил наваха только потому, что тот был болен. Однажды отряд команчей захватил врасплох небольшую группу тонкавов, жаривших воина-команча, готовясь к его ритуальному поеданию. Они скальпировали их, отрубили им руки и ноги, вырезали языки, после чего бросили изувеченные тела живых и мертвых в костер, подкинув туда дров. Когда жертвы застонали, моля о пощаде, а жир и кровь заструились с их лопающихся от жара тел, команчи устроили пляску вокруг огня. С другой стороны, отец Роды Грейфут освободил мальчика-мексиканца, которого держал для ухода за лошадьми, «потому что не хотел беспокоиться об обучении его языку». Позднее он всегда отпускал пленников или давал, им возможность бежать.
Нельсон Ли, проведший три года в плену у команчей (с апреля 1855 года по ноябрь 1858-го), описал церемонию умерщвления пленников. В четверти мили от своего поселения команчи врыли высокие столбы, отстоявшие друг от друга приблизительно на метр. К ним привязали четверых нагих пленников – руки как можно выше (правую руку к правому, а левую к левому), а ноги у основания столбов. Недалеко от столбов расположились вождь и старики-мужчины. Затем появилась цепочка из двухсот воинов, возглавляемая военным вождем. Каждый воин нес в одной руке нож или томагавк, а в другой острый кремень, выточенный в виде наконечника стрелы. Все происходило в полной тишине. Когда колонна проходила вокруг пленников, из ее рядов выскочили два молодых воина и, схватив двух бедняг за волосы, с воплями срезали с их голов по крошечному скальпу, после чего все краснокожие остановились на полминуты и сообща издали военный клич. Затем колонна продолжила молчаливый ход по кругу, не обращая внимания на двух оставшихся пленников. Когда она приблизилась к двум жертвам во второй раз, в дело пошли кремневые наконечники – каждый воин, проходя мимо них, с диким визгом сотрясал перед их лицами томагавком, а затем кремнем наносил на тело несчастных неглубокий, но кровоточащий порез. Сколько кругов сделали воины, Ли не мог сказать, но тела жертв в итоге превратились в сплошную кровавую массу, из которой медленно уходила жизнь. По ходу действа воины даже устроили себе получасовую передышку – некоторые прилегли покурить, другие собрались небольшими группками. Все они смеялись и шутили, тыча пальцами в сторону обливающихся кровью пленников. Через пару часов на очередном круге колонна остановилась, от нее отделилось два воина. Они танцевали около десяти минут, издавая военные кличи, а затем томагавками размозжили обоим жертвам черепа. На этом все было закончено. Двоим другим пленникам сохранили жизнь.
Хантер, живший среди канзов, осейджей и пауни писал, что, когда военный отряд возвращался в селение с пленными вражескими воинами, их соплеменники выходили навстречу и, после первых приветствий и расспросов, накидывались на пленных с дубинками, хлыстами и камнями. Особенно жестоки были женщины, потерявшие в боях с этим племенем мужей или родственников. Женщин и детей сразу принимали в семьи захвативших их воинов или в семьи их друзей. В каждом селении около палатки совета стоял столб, который в случае войны был выкрашен в красный цвет. Именно здесь был «островок безопасности» для пленника. Неподалеку от него женщины и дети выстраивались в два ряда, вооруженные камнями, дубинками, поленьями и ветками колючих растений. Пленных воинов одного за другим заставляли бежать между ними к столбу. Некоторые гордые смельчаки шли медленно, и их забивали до смерти. С теми, кому удавалось добежать до столба, впоследствии хорошо обращались, хотя и держали под охраной. Позже их судьбу решал совет. Те, кому сохраняли жизнь, обычно находили себе в племени жену и оставались жить с ними. Когда между племенами вновь заключался мир, бывшие пленники-мужчины могли вернуться к своим, но поскольку это считалось неблагодарным, такие случаи были редкими. Те же бедняги, кого приговаривали к смерти, подвергались наиболее жестоким пыткам. Обычно их руки и ноги привязывали к одному или двум столбам или деревьям, после чего их жгли и резали, но так, чтобы мучения продолжались долго. Несчастные вели себя мужественно, оповещая мучителей о своих воинских подвигах, которые они совершали против членов захватившего их племени. Они называли пленителей бабами, которые не умеют ни сражаться, ни пытать по-настоящему и никогда не сравнятся с воинами их родного племени. О своей смерти они говорили как о чем-то незначительном – они отправятся в Страну Великой Охоты, где значительно лучше, чем на земле, а их племя не пострадает от потери, поскольку в нем достаточно бесстрашных воинов, способных отомстить за нанесенные обиды. Когда пленники ослабевали от пыток, то начинали петь свои песни смерти, а потом умирали, так и не выказав ни единого признака боли.
Бывали случаи, когда совет мог сохранить жизнь почти всем пленным воинам. Хантер был свидетелем кровавой битвы между канзами и объединенным отрядом ото и омахов. Обе стороны понесли огромные потери, но канзы вышли победителями, захватив в плен двадцать пять воинов противника. Всем им удалось пройти через ряды разгневанных женщин и, сильно израненными, добраться до спасительного столба. Спустя несколько дней совет вождей принял решение сохранить жизнь всем пленникам, кроме двух вождей омахов. Они были подвергнуты жесточайшим пыткам, но держались храбро и не проронили ни стона. Омахи знали, что особо тяжело канзы переживали потерю храброго воина по имени Кискемас. Один из них смеялся над женой погибшего: «Это я убил твоего мужа, взял его скальп и выпил его кровь. Я ничего не должен своему племени – я много раз сражался за него и убил множество врагов. Осталось достаточно воинов, чтобы отомстить за мою смерть и защитить охотничьи угодья, женщин и малышей. Я мужчина. Судьба сегодня не на моей стороне, и я умираю как воин».
Кокс был свидетелем того, как плоскоголовые пытали захваченного черноногого. Пленник не только стойко выдержал пытки, но и смеялся над мучителями и убеждал их, что они ничего не понимают в этом деле. Пока они отрезали ему пальцы по одному суставу за раз, он обратился к одноглазому плоскоголовому со словами: «Это моя стрела выбила тебе глаз». После чего разъяренный воин выколол ему глаз, порезав нос чуть ли не пополам. «Это я убил твоего брата и скальпировал твоего старого дурака отца», – сказал черноногий другому, и тот бросился к нему и скальпировал живьем. Он едва не ударил его ножом, но вмешался вождь и остановил несдержанного воина. Внимание черноногого перенеслось на вождя: «Это я захватил твою жену прошлой осенью. Мы ослепили ее, вырвали язык и обращались с ней как с собакой. Сорок наших молодых воинов…» Тут вождь плоскоголовых не выдержал и выстрелом в сердце убил храбреца.
Иногда пленнику давали шанс на спасение, устраивая на него своеобразную охоту. Самый известный случай произошел в 1808 году с Колтером – знаменитым проводником и охотником. Он был захвачен огромным отрядом черноногих вместе с товарищем, который оказал сопротивление и был убит. Индейцы изрубили труп на куски, бросая в лицо пленнику внутренности погибшего. Разъяренные родственники убитого в схватке краснокожего пытались прикончить Колтера топорами, но их остановили. Вожди быстро провели совет и приказали раздетому догола Колтеру бежать прочь. Когда он удалился на некоторое расстояние, позади раздался военный клич, и, обернувшись, несчастный увидел, как большая группа молодых воинов с копьями в руках бросилась вслед за ним. Колтер побежал быстрее, подгоняемый страхом и надеждой на спасение. Через пару миль его ноги ослабели, он стал задыхаться, а перед глазами встала кровавая пелена. Один из преследователей вырвался вперед и быстро нагонял беглеца. Понимая, что скрыться не удастся, Колтер остановился и закричал, умоляя о пощаде. Но воин, казалось, не слышал его. Он сбросил на бегу одеяло и, схватив копье двумя руками, атаковал беззащитного бледнолицего. Индеец бил сверху. Колтер успел уклониться, перехватил копье у самой головы и, вложив в движение остатки сил, дернул врага на себя. Краснокожий растянулся на земле, а древко копья переломилось так, что железный наконечник остался в руках беглеца. Не теряя времени, Колтер вонзил наконечник в голову поверженного врага и, прихватив брошенное воином одеяло, бросился бежать с новыми силами. Позади раздался вой разъяренных дикарей – по словам Колтера, они визжали, словно легион демонов. Вскоре Колтеру удалось добежать до реки, находившейся в пяти милях от места старта. Он продрался через заросли и кинулся в воду, где заметил бобриную плотину. Поднырнув под нее, беглец всплыл на поверхность, скрытый от преследователей крышей бобриного домика. Там он просидел до ночи, дрожа от страха и слушая шум рыщущих в округе врагов. Лишь когда индейцы ушли, Колтер выбрался из укрытия и двинулся в путь. Его единственной одеждой было одеяло, захваченное у убитого краснокожего, а единственным оружием – наконечник копья. Он шел днем и ночью, питаясь кореньями, сбивая в кровь босые ноги и замерзая по ночам в изодранном одеяле. Ему приходилось быть крайне осторожным, избегая встреч с дикими животными и враждебными индейцами. Когда он добрался до ближайшего форта белых людей – грязный, худой, заросший и израненный, – его узнали лишь после того, как он назвал свое имя. Форт находился в трехстах милях от места, где его захватили черноногие! Несомненно, эта охота на пленника, устроенная краснокожими, была не единственным случаем в истории Дикого Запада, но, видимо, мало кому удавалось избежать гибели, подобно Колтеру.
Взбешенные понесенными в бою потерями или упорным сопротивлением, индейцы не отказывали себе в удовольствии подвергнуть пленников пыткам прямо на месте. Захватив в бою у почтовой станции Даунера двух белых людей, шайены распяли одного из них на земле и, отрезав ему язык, «вставили на его место другую часть тела» несчастного, затем развели у него на животе костер и выли, словно демоны, пока тот не умер в агонии. Старый торговец Леонард рассказывал о битве кроу с черноногими, соорудившими укрепление из бревен, кустов и камней на хребте, где они героически защищались в течение долгого времени. Кроу выиграли тот бой и долго мучили беспомощных раненых, прежде чем добить их. В другой раз он видел, как кроу замучили попавшего к ним в руки черноногого. Его повесили на дереве за шею, после чего мужчины стреляли в него, а женщины кололи острыми палками. Весной 1853 года кроу нагнали пятерых черноногих и в последовавшем бою четверых убили. Пятого, раненного в ногу, они убивать не стали. Вместо этого кроу содрали с него скальп и отрезали ему руки, после чего отдали мальчишкам, которые стреляли в несчастного из ружей, заряженных только порохом, обжигавшим тело, хлестали по лицу его же скальпом, а затем забили до смерти ударами томагавков и камней по голове. После этого они притащили все пять трупов в свой лагерь, где отрезали им головы, руки, ноги и гениталии, привязали их к шестам и торжественно носили по лагерю. Порой безумная ярость краснокожих была столь велика, что они готовы были пойти на все, лишь бы заполучить в свои руки несчастного врага. Когда в бою с шайенами солдаты полковника Самнера пленили одного воина, скауты пауни отправились к полковнику и предложили отдать всех захваченных ими шайенских лошадей и всю свою плату за службу, если он передаст им пленника, которого намеревались предать пыткам до смерти. К большому сожалению скаутов, Самнер им отказал.
Сиу утверждали, что никогда не пытали пленников – их либо убивали, либо принимали в племя, либо отпускали. Гриннел также отмечал, что индейцы западной части Великих Равнин практически никогда не делали этого. Стэнли Вестал писал: «Белые люди привнесли с собой с Востока уже готовый образ индейцев, который вовсе не совпадал с образом равнинных племен». Беседуя с Белым Быком, хункпапа-сиу, и надеясь, что тот вспомнит какой-нибудь случай, Вестал рассказал ему, как белые люди иногда сжигали на кострах негров. «Вождь в ужасе взглянул на меня и воскликнул:
– Ты сжигал негров?
Я сразу же заверил его, что сам этого никогда не делал, но многие белые повинны в такой жестокости. Вождь был настолько поражен сказанным мной, что некоторое время молчал. Уверен, что, если бы я совершил подобное преступление, наша дружба с вождем закончилась бы в тот же момент».
Однако автору удалось обнаружить противоположные сведения о сиу, и, как ни странно, случай сожжения плененного врага был описан тем же Стэнли Весталом, но в другой его книге. В начале 1850-х годов хункпапа-сиу захватили женщину кроу. По обычаю, ее должны были принять в племя, но во время победных плясок каким-то образом выяснилось, что она витковин — шлюха. Женщины сиу, у которых от рук кроу погибли родственники, сорвали с несчастной одежду, привязали ее к сосне и набросали вокруг сухих веток, намереваясь сжечь. И хотя один из сиу (вождь Сидящий Бык, дядя Белого Быка) сжалился над кричащей пленницей и, когда хворост разгорелся, закончил ее страдания выстрелом из лука, случай этот едва ли был единственным.
12-04-15