Возвращение победоносного отряда без потерь

Возвращение в лагерь победоносного отряда, воины которого захватили скальпы или лошадей, всегда сопровождалось триумфальным вхождением в лагерь и радостной встречей со стороны соплеменников. Случалось, что отряд по пути разделялся, и если одной группе удавалось захватить добычу или скальпы, а второй нет, то по возвращении в лагерь все почести доставались победителям, а неудачники сгорали от стыда. У шайенов существовал обычай, по которому при воссоединении отряда более удачливые вытаскивали заранее спрятанные скальпы и трясли ими перед лицами неудачников. Воины, ничем не проявившие себя в походе, не получали почестей, которых удостаивались краснокожие герои. Даже в родной лагерь они входили последними. Они принимали участие в победных плясках, но хвалебные песни пелись только в честь бойцов, проявивших себя.

Прибытие победоносного отряда в родной лагерь проводилось с определенными церемониями, которые в разных племенах несколько отличались, но их общая схема была у всех одинакова. Сначала отряд находил родной лагерь и останавливался на привал в его окрестностях. О своем прибытии воины сообщали соплеменникам, либо посылая гонца, либо подавая сигналы с вершины ближайшего холма. Обе стороны готовились к встрече, которая происходила вне лагеря, после чего отряд с почестями препровождали в лагерь, где обычно проезжали парадом. После этого все расходились и готовились к победным пляскам, которые проводились тем же вечером.

Джон Брэдбери видел прибытие отряда арикаров в 1811 году. Он писал, что среди них существовал обычай, по которому военный отряд должен был подождать на расстоянии от деревни, давая время друзьям в деревне разодеться в лучшие одежды и раскрасить себя, чтобы присоединиться к параду победителей. «До прибытия процессии я прошел в деревню, где царила всеобщая тишина. Все дела были отложены, кроме приготовления еды для прибывающих воинов. Женщины были заняты во всех жилищах, в которые я заходил… Только к полудню появилась процессия (возвращающихся с победой воинов)».

Успешный отряд шайенов останавливался на некотором расстоянии от селения. На этом месте воины раскрашивали свои накидки, что называлось «раскрасить военную накидку», хотя делали это не всегда. Если был убит враг, предводитель отправлял двух разведчиков найти родное селение. Он объяснял им, где отряд остановится на следующий привал., чтобы разведчики легко могли его найти. По возвращении разведчиков, что обычно происходило через полдня, а то и через сутки, воины издавали боевой клич. Затем они собирали ивовые ветки, жгли их, после чего раскрашивали лица молотым углем – каждый в своей манере. Некоторые рисовали вертикальные линии, но большинство покрывало черной краской лицо полностью. В это же время несколько членов отряда изготавливали барабаны. Воины шайенов одевались так, как были одеты в бою. Затем отряд отправлялся к селению. Если они подъезжали к нему ночью, то ждали рассвета. В крупных отрядах шайенов часто находились один-два химани (трансвеститы). После битвы скальпы отдавали им, и они возвращались в селение, неся их на концах шестов. Когда отряд приближался к селению, предводитель и несущие скальпы химани двигались впереди воинов, размахивая скальпами. Если лица воинов были покрыты черной краской, это показывало, что погибших нет. Удачливый отряд команчей вступал, в селение поутру. Остановившись недалеко от лагеря, в него посылали гонца с вестью о своем приближении. Им обычно был самый младший член отряда. Пока народ ожидал их прибытия, воины облачались в боевое убранство и раскрашивались. Коней вычищали травой. Мстители сиу, приблизившись к предположительному местонахождению родного лагеря, останавливались на ночь на привал, высылая для его нахождения разведчиков. На рассвете следующего дня, сняв одежды и раскрасив в черный цвет лица, они с гиканьем «атаковали» лагерь. Равнинные кри, захватившие один или более скальпов, останавливались в окрестностях лагеря, но не на виду у него, и раскрашивали себе все открытые участки тела в черный цвет, после чего входили или въезжали в лагерь. Скиди-пауни, добравшись до деревни, останавливались в ближайшей лощине. Там воины вымазывали своих лошадей белой глиной, скальпы привязывали к шестам длиной метра в два и покрывали лицо сажей от сожженной травы. Тело предводителя выкрашивалось в красный цвет, на лице он проводил четыре вертикальных полосы, а на лбу рисовал след птичьей лапы. В скальповую прядь он сбоку втыкал орлиное перо, а на шею надевал ожерелье из шкурки выдры со спускающимися по спине «ястребом» (очевидно, шкурка) и маисом. Другие воины надевали регалии, а на шею вешали свистки, сделанные из кости или тростника. Затем они вскакивал на лошадей, и предводитель высылал вперед четырех человек, чтобы те проскакали взад-вперед на вершине холма у деревни, давая знать соплеменникам о прибытии отряда.

По прибытии в лагерь отличившихся воинов всегда встречали с почестями – люди выкрикивали их имена, пели хвалебные песни. Особенно горды были родственники мальчишек, впервые отправившихся в поход и совершивших подвиг. Сиу долго помнили, как радовался отец ставшего впоследствии знаменитым Сидящего Быка, заслужившего свой первый «ку». Он посадил сына на прекрасного коня и провел под уздцы по лагерному кругу. Он громко призывал людей посмотреть на его сына, совершившего великий подвиг, который ехал на прекрасном скакуне и весь был покрыт победной черной краской с головы до ног. «Мой сын ударил врага! – кричал отец. – Он храбр, и я нарекаю его Сидящим Быком!» После этого в честь сына отец подарил беднякам четырех лошадей.

Воины шайенов зачастую не сообщали о своем прибытии, поэтому в лагере они появлялись неожиданно. На рассвете предводитель садился на скакуна и выезжал первым, а за ним следовали воины, держащие в руках прутья с закрепленными скальпами. Остальные заряжали ружья и оставались немного позади. Ехавшие впереди медленно приближались к селению, а затем пускали лошадей галопом, стреляя из ружей, чтобы разбудить соплеменников. Оставшиеся позади, услышав выстрелы, выстраивались в линию и начинали бить в барабаны и вопить. Если типи были поставлены в круг, предводитель въезжал в центр и проезжал по кругу. Если типи стояли вдоль реки, они ехали вдоль границы лагеря. Иногда находившихся в лагере соплеменников предупреждали о возвращении отряда. Воины были одеты также, как во время боя. Предводитель высылал вперед несколько человек (если отряд был большим, то человек восемь-пятнадцать), чтобы люди могли узнать, что произошло. Посланцы скрытно приближались к лагерю, а затем атаковали его, стреляя из ружей и размахивая прутьями с прикрепленными к ним скальпами. Соплеменники радостно приветствовали их криками. Женщины пели победные песни и готовились к встрече основного отряда, который уже приближался к лагерю бок о бок двумя рядами. Впереди ехали те, кто совершил подвиг или проявил храбрость. Если в отряде был человек, совершивший очень храброе деяние, его посылали ехать впереди первого ряда, в котором могло быть два, три и даже десять-пятнадцать воинов. Во втором ряду ехали все остальные, неотличившиеся воины. Все соплеменники выходили встречать их перед лагерем. Проявивших себя обнимали, старики и старухи пели песни, в которых упоминали их имена. Родственники едущих в первом ряду – отцы, матери, тетки – раздавали подарки друзьям или беднякам. Вся толпа могла отправиться к палатке храбреца или его отца и устроить пляску в его честь. Члены отряда разъезжались по своим палаткам и отпускали лошадей. Их женщины раскрашивали себе лица в черный цвет. Иногда то же делали маленькие дети и ближайшие родственники. После этого они готовились плясать всю ночь. Пляски могли продолжаться два дня и две ночи.

Сиу на рассвете «атаковали» лагерь, размахивая привязанными к шестам скальпами. Затем они собирались в колонну и парадом проезжали вокруг лагерного круга, распевая победные песни и громко возвещая о своих подвигах. Железная Раковина рассказал, как вернулся отряд Гонит Его, отомстивший шошонам за смерть соплеменника. Проезжая по кругу в центре лагеря, они выкрикивали свои имена, добавляя: «Я убил врага и захватил лошадей». Затем они медленно проехали по кругу второй раз так, чтобы люди могли узнать их. После этого предводитель отряда пересел на захваченную лошадь и, держа скальп, еще дважды в одиночку проехал по лагерному кругу. В центре лагеря, размахивая вражеским скальпом, Гонит Его закричал отцу отомщенного юноши: «Вот волосы твоего сына, возьми этого коня… Поезжай на этом коне, выкраси лицо в черный цвет и надень лучшие одежды!»

Воины черноногих останавливались в нескольких милях от лагеря, раскрашивали себя так же, как во время набега на вражеский лагерь, украшали лошадей, надевали военные одежды и скрытно ехали к вершине ближайшего холма, после чего скакали к лагерю, стреляя в воздух. Впереди ехал предводитель, за ним следовали воины, посчитавшие «ку» и совершившие подвиги. В конце – ничем не проявившие себя воины. Шульц писал: «Там они начинали петь военную песнь, стегали лошадей, пуская их в бешеный галоп, и, стреляя из ружей и гоня пред собой захваченных животных, быстро атаковали вниз по холму». Люди выходили приветствовать их. Они собирались в огромный полукруг и пели песни в честь победителей. Принц Максимилиан в 1833 году описал возвращение отряда черноногих со скальпами: «Когда воины после битвы приближаются к лагерю, они поют, а один из них едет или бежит впереди, зачастую зигзагообразно… держа над головой скальп и потрясая им, чтобы было видно издали. Если кто-то захватил оружие, то выставляет его напоказ в такой же манере, громко выкрикивая свое имя и сообщая о своем поступке. После успешной схватки воины поют песнь, которую они называют Анинай, что означает Они раскрашены в черный цвет. В таких случаях они собираются на открытом воздухе около своих палаток, их лица раскрашены черным, а затем поют без аккомпанемента. При этом скальпы не демонстрируются».

Кайовы, возвращавшиеся со скальпами, не потеряв никого из своих, отправлялись в лагерь в лучших одеждах и военных головных уборах, с раскрашенными черной краской лицами. По данным Джеймса Муни, в лагерь они вбегали, имитируя атаку, стреляя вверх из ружей и луков, показывая, как они встретили и поразили врагов. Если кайовы убивали пауни, они выли по-волчьи, чтобы их друзья поняли, что они убили нескольких пауни, называемых кайовами Люди-Волки. Их друзья бежали навстречу с криками: Имкагъя-гъя! (Они идут с победой!) Сразу же готовились к пляскам. Воины входили в лагерь, как правило, утром или сразу после полудня, чтобы для подготовки к пляскам оставалось достаточно времени. Если они добирались до лагеря вечером, то откладывали свое появление до утра. Ночью проводили Пляску Скальпов. Информация Бернарда Мишкина о прибытии победоносных воинов из рейда несколько отличается. Остановившись неподалеку от лагеря, воины посылали двух верховых, которые несколько раз объезжали его, после чего колонна воинов с покрытыми черной краской лицами и в полном боевом облачении въезжала в лагерь, стреляя из ружей и размахивая скальпами и другими трофеями, закрепленными на концах шестов. Часто женщины выходили из лагеря им навстречу и взбирались на лошадей за спиной воинов. Когда прибывшие въезжали в центр лагерного круга, начинали бить барабаны и собравшаяся толпа присоединялась к победной Пляске Скальпов, которая продолжалась до ночи. Вечером на неформальном совете старших воинов предводитель отряда рассказывал об экспедиции. Он сообщал о всех событиях, начиная с выхода отряда до его прибытия в родной лагерь, отмечая деяния каждого из воинов. Он также упоминал все проявления трусости – кто отступил, а кто придержал своего скакуна, когда был дан сигнал к атаке. В разных концах лагеря проходили спонтанные собрания, куда приглашались несколько вернувшихся воинов, чтобы поведать о походе. Когда они говорили о своих подвигах, женщины улюлюкали, а собравшиеся вскакивали на ноги, плясали и пели внутри типи. Отряд, вернувшийся из набега, удостаивался такой же встречи, кроме одного элемента – Пляски Скальпов. Но если воины во время кражи лошадей или ухода от преследователей убивали и скальпировали врага, Пляска Скальпов проводилась.

Узнав о возвращении воинов команчей, люди в лагере ликовали. Женщины пели победные песни и прославляли героев. Пожилая, уважаемая женщина с длинным копьем или тонким шестом для скальпа могла вести встречающих отряд людей. Победоносные воины порой удостаивали ее чести, привязав к ее копью или шесту снятые скальпы. Иногда честь носителя скальпов принадлежала предводителю отряда или наиболее отличившемуся воину. Но чаще всего каждый сам нес снятые им скальпы, привязанные к копью или, если не было копья, к томагавку. Воин, совершивший величайший подвиг, удостаивался чести привязать скальп врага, на котором он посчитал первый «ку», к нижней челюсти коня. Так выражалось презрение к врагу. Со скалыювыми шестами, выставленными на всеобщее обозрение, воины парадом проезжали по лагерю. Возглавляли процессию предводитель и люди, получившие особое признание. По обе стороны и в хвосте шествия с криками и плясками двигались радостные соплеменники. Они пели песни, в которых восхвалялись имена героев. Вступив в селение, воины подъезжали к своим палаткам, отдавали женщинам коней и оружие и входили внутрь, чтобы отдохнуть и подготовиться к большой победной пляске. Воин, захвативший скальпы, втыкал копье, к которому были привязаны кровавые трофеи, перед входом в палатку наконечником вверх. Никто, кроме него, не мог снять скальпы с копья.

Воины равнинных кри, захватившие скальпы, приближаясь к лагерю, двигались впереди в центре, неся трофеи, закрепленные на концах шестов длиной 1,5–1,8 м. Остальные хором пели военные песни и выкрикивали имена героев. Соплеменники бросались им навстречу, желая услышать новости. По словам Джефферсона, существовал обычай обшаривать палатки ближайших родственников, захвативших скальпы героев, – считалось, что они настолько поражены радостью, что не должны замечать кражи. (Несомненно, действо было церемониальным, подобным тому, как у сиу люди имели право снять с победоносного воина мокасины и одежды, когда он ехал на место проведения пляски в его честь.) Это было следующим этапом церемонии возвращения отряда кри, и люди торопились наложить руку на все, что плохо лежит. Часто этот обычай приводил к тому, что воин был вынужден искать крышу над головой и пропитание в чьей-либо другой палатке. Табу на общение с тестем и тещей было очень строгим, но на время церемонии не действовало. Воин углем раскрашивал, лицо в черный цвет и сразу направлялся к родителям жены, рассказывал о своих деяниях и отдавал им всю добычу или часть ее, а затем, начиная с тестя, раскрашивал в черный цвет их лица. Для них это было большой честью.

Шошоны, приближаясь к лагерю, пели военные песни, а навстречу им по двое на одной лошади выезжали женщины, которые забирали у воинов шесты со скальпами. Въехав в лагерь, воины стреляли в воздух, после чего парадом проезжали вокруг него, распевая песни. Потом лагерь затихал, готовясь к вечерним пляскам.

Ассинибойны появлялись, распевая песни и стреляя в воздух. Если они захватили скальпы, то раскрашивали черным все лицо, кроме кончика носа, а если только лошадей, то лица не раскрашивали. Их встречал весь лагерь, старики громко восхваляли деяния каждого из отличившихся бойцов, отмечая их храбрость и великодушие, пока воин, переполняемый гордостью, не дарил одному из них лошадь. Бывало, что воин, добравшись до своего типи, оказывался ни с чем, раздарив по дороге всех захваченных коней. Но имя его воспевалось по всему лагерю теми, кто получил от него дары, со словами благодарности и лести.

Кроу, вернувшиеся из набега с лошадьми, оказавшись около своего лагеря, стреляли из ружей в воздух, а затем проезжали вокруг лагеря, распевая песни и демонстрируя уведенных скакунов. Во время парада на спинах разведчиков были надеты волчьи шкуры. Ночью все члены отряда собирались в палатке предводителя, куда приходили молодые женщины и садились позади них. Воины пели, после чего женщины забирали часть приготовленной для пира еды и уносили ее домой. Вернувшийся из рейда отряд проводил последнюю ночь в окрестностях лагеря. Утром следующего дня, оказавшись на расстоянии слышимости ружейных выстрелов, воины стреляли в воздух и издавали определенные кличи. Добравшись до границ лагеря, они посылали вперед бойца, посчитавшего в бою «ку», чтобы собрать барабаны для каждого из членов отряда. Тем временем женщины, несущие захваченные скальпы, танцуя входили в лагерь. Процесс вхождения отряда в лагерь назывался аратсиве вне зависимости от того, захватили они скальпы или лошадей, но одних лошадей, по мнению Роберта Лоуи, было недостаточно для того, чтобы женщины танцевали при входе в лагерь. Сообщив о своем прибытии, воины скиди-пауни ехали к деревне, при этом все, кроме предводителя и захвативших скальпы, распевали песни и улюлюкали. Навстречу им выезжало шестеро мужчин. Предводитель рассказывал им о своем успехе, называл имена тех, кто убил врага, посчитал «ку» и т. п. Посланцы возвращались и сообщали обо всем людям. Затем военный отряд двигался к окраинам деревни, где воины дарили лошадей родственникам и вождю. Победоносные пауни въезжали в лагерь, восклицая: «Там они распухают лежа ничком на земле!» Даже если прошло всего несколько часов после убийства, все знали, что скоро тела врагов все равно начнут гнить и распухать. Пауни всегда оставляли свои жертвы ничком со вдавленным в землю лицом. После этого все расходились по своим домам. Отдохнув, предводитель вел лошадь к жилищу хранителя связки, от которого он получил военные регалии. Он привязывал лошадь перед домом и входил внутрь, где его ждал хранитель с развернутой и готовой связкой. Предводителя усаживали к югу от хранителя. Он снимал регалии, сворачивал их и передавал хранителю со словами: «Брат, я вернулся и возвращаю тебе эти вещи. Я даю тебе коня, которого ты найдешь привязанным у своего дома. Я был успешен и не потерял ни одного из людей, потому что был защищен Тиравой и младшими богами». Получив регалии, хранитель набивал и зажигал маленькую трубку, жертвовал, дым Тираве и всем небесным богам, предметам, находящимся в связке, а потом вычищал пепел из трубки на краю очага. Затем хранитель дотрагивался до ноздрей лошади, проводил рукой над ее головой, гривой, вниз по спине и хвосту, открывал ей рот и стирал немного пены, после чего возвращался в дом. Связка упаковывалась, и жена хранителя привязывала ее к стене. Предводитель ел и курил вместе с хранителем, а затем возвращался в свой дом, который к тому времени уже был забит собравшимися мужчинами.

Генри Брекенридж был свидетелем возвращения арикаров: «В течение дня с разных сторон прибыло несколько отрядов. Согласно обычаю, они были встречены воинами и препровождены в дом совета, где поведали о произошедшем, о чем впоследствии было объявлено всей деревне через глашатаев». В той же деревне находился Джон Брэдбери. Он отмечал, что царила всеобщая суматоха, вершины земляных домов заполонили мужчины, женщины и дети. Несколько стариков громко приветствовали прибывших. Брэдбери сделал интересное замечание: «Несмотря на всю суматоху, несколько женщин продолжали обрабатывать бизоньи шкуры, растянутые на раму». Спустя некоторое время Брэдбери стал свидетелем прибытия в деревню арикаров еще одного отряда: «Множество стариков и старух высыпало навстречу появившимся воинам. Во главе процессии (прибывших. – Авт.) ехали четверо предводителей с штандартами в руках (по сообщениям Брекенриджа, штандарты представляли собой «огромный лук и копье, оба богато украшенные». – Авт.), далее следовали пешие воины, за которыми двигалась группа всадников. За ними ехали два главных вождя, между которыми находился молодой воин, который, как я смог разобрать, был тяжело ранен. (По словам Брекенриджа, юноша старался держаться так, будто ничего не произошло. Он умер вскоре после прибытия в деревню. – Авт.) За вышеперечисленной группой двигались еще два человека с штандартами и новый отряд пеших и конных бойцов. Вся процессия, приближавшаяся в таком порядке, состояла из четырех групп. Всего их было около трехсот человек. Каждый нес щит, некоторые были вооружены ружьями, некоторые луками, а остальные военными дубинками. Раскрашены они были все так, словно желали обезобразить себя самым ужасающим образом. На некоторых лицах был нарисован знак, означавший, что они испили вражеской крови. Для его нанесения ладонь натирали киноварью, после чего прикладывали ко рту, оставляя на лице полный отпечаток «окровавленной» руки. Каждая группа несла на длинных шестах скальпы, но при ближайшем рассмотрении стало понятно, что скальпы порезаны на несколько частей, чтобы их казалось больше. Убитых врагов едва ли было более восьми, а сами они потеряли двоих, так что схватка не была очень кровавой. Когда процессия приблизилась к деревне, женщины и старики встретили их и, за исключением причитаний родственников раненых и погибших, выражение радости стало всеобщим, не нарушая при этом порядка процессии… Когда прибывшие вошли в деревню, воины разошлись, чтобы отдохнуть, а старики смешались с ними, пожимая руки одним и восхваляя тех, кто проявил себя в бою… Женщины прекратили всю работу, а старики ходили от дома к дому, восхваляя героев. Вершины и входы в дома были украшены выставленными щитами и оружием воинов, а жители деревни веселились, за исключением тех женщин, которые скорбели о погибших».