«Что касается наших антрепренеров,- писал он,- то, признаюсь, они действительно следуют друг за другом; но это просто потому, что они полагают, будто лидер, за которым они следуют, открыл направление переменчивого вкуса публики. У авторов - тот же интерес, что и у антрепренеров, и вы увидите, что они неизменно следят таким же образом за вкусами общества». Исходя из подобных соображений, Хауард заключал, что «школа всегда зарождается с выявлением вкуса публики и следует ему до тех пор, пока какой-нибудь одиночка не откроет, что вкусы публики изменились». «Лишь когда школа продолжает слепо следовать прежним путем, не замечая изменений вкусов публики, подвертывается тот человек, о котором я говорил. Фактически не существует никакого развития этого искусства, кроме как по линии вкусов публики».
Вероятно, эта приверженность вкусам публики лежала и в основе провозглашенного Хауардом отлучения драмы от литературы. «Я считаю,- писал он в ответ на одну из статей профессора Б. Мэтыоза,- что их развод должен быть абсолютным и окончательным; что Драма, с одной стороны, должна быть повенчана с литературой не более, чем с искусством живописи - с другой, или же музыкой и механикой. Пожалуй, я бы сказал, мы скорее должны признать полигамию Драмы, а все искусства, включая литературу,- ее гаремом. Возможно, литература - Главная Султанша, но она не должна быть чересчур ревнивой. Она всегда требует слишком большого внимания от своего господина и задирает нос перед остальными». Подчас неприязнь Хауарда к литературе усматривают в его стремлении преодолеть засилье литературности, приблизить драму к современности путем введения в нее живой разговорной речи. Правильнее видеть в литературной антипатии неподготовленность Хауарда к решению серьезных художественных задач, которые неизменно выдвигала перед собой литература, и в этом смысле совершенно справедлив вывод У. Мезерва о том, что «его ярко выраженный антагонизм в отношении литературы и литераторов, вероятно, еще более задержал развитие американской драмы».