Готовясь к своей роли в
«Чочаре», Софи вспомнила «страхи, покорность судьбе и принесенные жертвы» своей матери «и особенно то, как она яростно защищала нас от ужасов войны», - говорила она позже. «Зная некоторые подробности моей биографии, вы могли бы подумать, что я не испытывала особенных затруднений в работе. Однако мне было очень трудно передать мой детский ужас и трансформировать реальность прошлых моих чувств в роль, которую я играла. В моей памяти остались переживания маленькой девочки, однако роль требовала посмотреть на прошлый опыт глазами измученной женщины».
Софи очень высоко ценила помощь Де Сика. «Когда вы работаете, он стоит за камерой и все проделывает вместе с вами, - говорила она. - Лицо у него светилось, глаза танцевали, рот, плечи, руки - все двигалось в такт со мной. Это было очень заразительно: он словно вливал в тебя свои эмоции и - заряженной - ставил перед камерой. Затем - вот самое удивительное! - когда вы смотрите фильм на экране, энергетический поток передается дальше - на зрителей. Словом, это похоже на чудо. Де Сика вывел меня на ту степень уверенности в собственных силах, какой у меня никогда раньше не было, и поднял на ту высоту актерского мастерства, о какой я не могла и мечтать. Благодаря его поддержке некоторые ключевые моменты фильма я играла совершенно не контролируя себя, словно лыжник, спускающийся с горы, который преодолевает сопротивление ветра, чтобы добраться до цели и не упасть».
Во время кульминационной сцены, когда мать теряет самообладание и плачет, рассказав дочери о смерти Мишеля, она увидела, что режиссер стоит за камерой и тоже плачет. «Это так замечательно иметь режиссера, который является абсолютно точным зеркалом, - вспоминала позже Софи. Каждый раз, когда я играла этот эпизод, я видела его плачущим, но каждый раз он плакал по-разному».