Фильм «Трамвай “Желание”», снятый по пьесе Теннесси Уильямса
Успех супруги Вивьен Ли вдохновил Лоуренса Оливье поставить пьесу молодого американского драматурга Тенесси Уильямса «Трамвай "Желание”». Подобно Т. Уайлдеру и Ж. Аную, Уильямс заинтересовал Вивьен Ли не только поисками новых драматических концепций и форм, но в первую очередь чуткостью к тем приметам морального неблагополучия, которые для актрисы означали вступление в век дегуманизации.
Фильм: Трамвай Желание
Оригинальное название фильма: A Streetcar Named Desire
Жанр: драма
Страна: США
Режиссер: Элиа Казан
Продолжительность: 2:04:55
В постановке Э. Казана эта пьеса ошеломила Нью-Йорк. С появлением новых работ Уильямса («Орфей спускается в Ад», «Кошка на раскалённой крыше», «Подлинный путь», «Ночь игуаны») мировосприятие драматурга и своеобразие его метода перестали шокировать. В 50-е годы все понимали, что Уильямс говорит о неравном поединке между личностью и обществом потребителей, которые непреклонно утверждают свои мещанские идеалы. Многие из пьес Уильямса написаны в период маккартизма, охоты на «ведьм», «черных списков», и истоки его социального пессимизма очевидны. Дело даже не в том, что «молчаливое большинство» всегда раздавит личность. Трагичнее другое: мир Уильямса исключает Гармонию. Дух и материя безнадежно разъединены. Культура, идеалы, гуманистические «иллюзии» мешают Потребителю, напоминая о его грубости, тупости, пошлости.
Связь общественной атмосферы конца 40-х годов с мировосприятием Уильямса бесспорна. Бессилие интеллигенции и тупая ярость разгулявшихся правых выглядят в его глазах клиническим случаем общественной патологии. Отсюда духовность, талант, интеллект нежизнеспособны, обречены на физическую деградацию. В силу воинствующей бездуховности патологичен и победитель - мещанин, который противопоставляет интеллекту - силу, чувству - физиологию, гуманности - зверство.
Деградирующие, слабые «герои» слишком скомпрометированы, чтобы противостоять злу. Апофеоз мещанской стихии не может не вызвать протеста. Финалы Уильямса исключают катарсис, но переполняют страхом за будущее. В этом их трагизм и связь с эпохой, продиктовавшей драматургу его условный стиль (сплав символики с натурализмом), его декадентскую атмосферу и неизменную модель мира, действительную только в рамках конкретной ситуации.
Особенности мировосприятия и метода Уильямса впервые последовательно воплощены в «Трамвае "Желание”». В 1947 году мало кто понял смысл сказанного. Споры развернулись вокруг героини, бывшей учительницы из провинциального городка, которая ищет приюта у замужней сестры, Стеллы Ковальской.
Тонкая, интеллигентная Бланш «скомпрометирована» больше других героев Уильямса. Если верить мужу Стеллы, она давно ведет аморальную жизнь и уволена за попытку совратить одного из учеников. Понятно, Стэнли раздражен романом Бланш с его старым другом, которому он «раскрывает» глаза на прошлое героини и отправляет ее в сумасшедший дом.
Вместе с тем, хотя Стэнли никогда этого не признает, он уязвлен внутренним превосходством Бланш, самим фактом их духовного неравенства, и преследует ее за то, что она стремится помочь Стелле увидеть пошлость мещанского рая Ковальских. Месть Стэнли увенчивается вожделенным насилием (апофеоз двойной - самца и хама), после чего Бланш теряет рассудок.
Положение зрителя не просто: рассказ Стэнли нельзя считать целиком достоверным. Бланш называет его клеветой. Ее жизнь сломана уже в юности - самоубийством мужа, который оказался гомосексуалистом. Вдобавок, Бланш - жертва неблагоприятной ситуации: в отличие от Скарлетт, никакое мужество и самоотверженность не помогут Бланш спасти родовое гнездо и жизнь близких. По характеру она напоминает не Скарлетт, а Мелани Гамильтон, и деградация Бланш (даже если Стенли прав) - не следствие ее биологической порочности, а трагический итог ее одиночества и беззащитности в беспощадном к таким людям мире.
Сюжет пьесы давал свободу интерпретации. В постановке на Бродвее Э. Казан встал на сторону Стэнли. Не удивительно, что в Лондоне сообщение о намерении Вивьен Ли сыграть Бланш вызвало недоумение. Не всегда можно рационально объяснить выбор роли актером. Легко ошибиться, отвечая на вопрос, почему в самый счастливый момент жизни Вивьен Ли стремилась к трагическим ролям. Единственный ответ в том, что эта чуткая актриса предощутила Эру Потребления и увидела в пьесе Уильямса близкий своему ощущению прогноз на будущее. В Англии этого не увидели. Пьесу называли «похотливой», «порнографической», «низкой» и «отвратительной». Ее заклеймили в Палате общин и в комитете общественной морали. Даже критики называли Бланш проституткой. «Таймс» писала, что цель пьесы - «открыть прошлое проститутки в ее настоящем».
Не желая связываться с цензурой, Оливье решил исключить ряд реплик. Это привело к конфликту с Айрин Сэлзник - права на пьесу принадлежали ей, и бывшая жена продюсера «Унесенных ветром» хотела, чтобы Оливье повторил постановку Казана. Против сокращений выступала и Вивьен Ли. Особенно после того, как цензор запретил упоминать о причинах самоубийства мужа Бланш. Актриса лишилась одного из главных аргументов в защиту героини - что мог понять зритель из фразы «Я вошла в комнату. Там был мой муж и...»? Рыдания Бланш не могли заменить необходимых здесь слов.
После репетиций Вивьен Ли обсуждала интерпретацию роли с Оливье. Она не хотела видеть в героине ни проститутку, ни извращенку, отвергала требования А. Сэлзник и настаивала, что деградация Бланш - следствие психической травмы, одиночества и неудач: «Я не назову эту пьесу салонной комедией, но мне не приходило в голову, что кто-то захочет назвать ее непристойной», - заявила актриса после очередной серии газетных протестов.
Друзья боялись, что роль станет слишком большим испытанием для Вивьен Ли. Она должна находиться на сцене два часа, и каждый эпизод требует максимальной нервной отдачи. Вивьен Ли - актриса перевоплощения. Фактически она «впускала» в себя на год другую личность. Нарушенная психика Бланш могла нанести ущерб хрупкой нервной конституции актрисы. Она не слушала никого - правда жизни, которую игнорировала английская сцепа, авторы популярных салонных пустячков, казалась ей дороже.
Премьера состоялась в театре «Олдвич» 11 октября 1949 года. Вопреки традиции режиссер Л. Оливье отказался произнести перед началом речь: «Это не мой вечер. Он принадлежит моей жене. Только ей». Независимо от отношения к пьесе, критики были единодушны в оценке Вивьен Ли. Рецензент «Таймс» писал: «Ее исполнение внушительно. Она производит впечатление захватывающим изображением героини, которая понемногу теряет рассудок, - нелепой, неукротимой и гибнущей. Сила ее исполнения нарастает по мере роста драматизма сюжета».
Лучшее представление о Вивьен Ли в роли Бланш дают воспоминания А. Дента: «Я пригласил в «Олдвич» друга, и мы заняли два кресла в первом ряду. Бланш - Вивиен являла собой один из самых мучительных для души образов, которые можно увидеть на сцене. Желая растерзать мое сердце (А. Дент публично протестовал против намерения актрисы играть Бланш. - В. У.), она без сомнения разрывала свое. Как будто наблюдаешь, как землетрясение разрушает прекрасный маленький город. Сразу же после окончания меня повели к актрисе.
Прошло лишь несколько секунд после того, как она в последний раз появилась перед публикой, но актриса все еще была в образе, во власти эмоций жуткого финала, где Бланш забирают в больницу для душевнобольных. Она дрожала как лист, дрожали ее губы. Она вцепилась в меня, положила голову мне на плечо и спросила шепотом: «Как я играла? Вы считаете, что это безумие? Вы все еще считаете эту Бланш невыносимой?»
Не способный на обычные пустые восклицания, я ответил: «Позвольте сказать, что мой друг, солидный человек, с Гебридских островов, утверждает, что я совсем не прав относительно Бланш, потому что у нее правда в душе!» Нетерпеливо, чуть ли не с бешенством, Вивиен воскликнула: «Почему же вы не привели его с собой? Он, без сомнения, лучший критик, чем вы!»
Восемь месяцев, день за днем, Вивьен Ли играла Бланш при переполненном зале. Ее особенно радовало, что опасения друзей не оправдались, она не пропустила ни одного спектакля и не причинила никакого ущерба своему здоровью. («Это доказывает, что я не оранжерейный цветок, каким они меня считают!») Но еще большую радость доставляло то, что ей удалось утвердить свое понимание роли, свое видение мира и правды в искусстве.
Однажды в зале оказался американский драматург, друг Ф. Рузвельта, Роберт Шервуд. Партнер Вивьен Ли Б. Брейден был поражен его резюме: «Приятно посмотреть пьесу!» Заметив удивление артиста, Шервуд пояснил: «Это пьеса о Бланш. Так она и написана. В Нью-Йорке это была пьеса о Стэнли: очень сильно сыграл Брандо. Теперь в пьесе равновесие, и мы видели ее в первый раз».
Поэтому все партнеры Вивьен Ли с интересом узнали, что она снимется в экранизации пьесы Уильямса под руководством Э. Казана и при участии М. Брандо. Возможно, она бы отказалась, если бы не трудное положение компании «Лоренс Оливье продакшнз». С 1948 года, после вынужденного разрыва с «Олд Вик», Оливье самостоятельно финансировал свои постановки в арендованном до 1954 года театре «Сент-Джеймс». Многие из его предприятий принесли убыток. Поэтому Оливье согласился сыграть главную роль в фильме У. Уайлера «Керри», а Вивьен Ли подписала договор с компанией «Братья Уорнер».
За исключением Вивьен Ли, остальные актеры уже играли под руководством Казана в Нью-Йорке. Поэтому режиссер пригласил ее остановиться в его доме, чтобы обсудить роль до начала съемок. Прийти к соглашению не удалось. Актриса не могла смотреть на героиню глазами Стэнли и отстаивала свою точку зрения: «Я хотела, чтобы зрители видели, какой была Бланш, когда полюбила своего мужа, в свои семнадцать или восемнадцать лет. Это очень важно, потому что Бланш - совсем не обаятельная личность, но... Нужно знать, какой она была и почему это случилось с ней. Ее сестра помогает фразой: «Я не знаю никого, кто был бы так нежен и доверчив, как она». Это очень важная строчка, и я ссорилась из-за нее с Казаном. Я не могла согласиться с тем, как это говорилось. Эти слова («нежная и доверчивая») необходимо подчеркнуть, потому что это замечательные слова, и они помогают представить Бланш, когда она была нежной и доверчивой - в противоположность тому, чем она стала: циничной и жестокой, безумной, больной, измученной».
Другим моментом, от которого зависел успех фильма, были взаимоотношения двух ведущих актеров. Первое время Вивьен Ли и Марлон Брандо относились друг к другу с большой осторожностью. Как вспоминает Элиа Казан, «ей понадобилось несколько недель, чтобы чувствовать себя с Брандо непринужденно. Потом она восхищалась им, хотя знала, что в искусстве они олицетворяют два противоположных полюса. Они уважали друг друга и работали вместе отлично, но дистанция все равно оставалась. Я пользовался тем, что она принадлежит другой цивилизации, другому образу жизни - это каким-то образом соответствовало взаимоотношениям персонажей».
В споре относительно Бланш актриса не уступила, однако это не испортило отношений с Казаном, которому импонировала ее фанатическая самоотдача. Большинство актеров боялось режиссера, добивавшегося от них «невозможного». В Вивьен Ли Казан встретил союзницу: «Я восхищался ею, ибо она никогда не переставала стремиться к совершенству. Она никогда не бывала удовлетворена, и, скажи я ей: «Давайте попробуем еще раз!», она бы поползла по битому стеклу, чтобы добиться от себя еще лучшего результата».
Впервые за многие годы Вивьен Ли была в восторге от атмосферы на съемочной площадке: «Фильм снимался три месяца, и мне дорога каждая секунда, проведенная в студии. Я не могла дождаться утра, чтобы попасть на съемочную площадку, и мне не хотелось уходить вечером. Сценарий оставался без изменений, каждый знал его и хотел помочь, начиная с реквизитора, который говорил: «Что, по вашему мнению, должно быть на столике у кровати Бланш?»
Самая сложная проблема возникла в ходе съемок, когда ведомство Хейса потребовало исключить даже намек на то, что муж Бланш был гомосексуалистом. Несмотря на усилия Казана, Ли и Уильямса, им удалось добиться только смутной фразы: «Мой муж не был похож на других мужчин».
Это не помешало Вивьен Ли сохранить верность своей интерпретации и добиться одного из самых больших своих достижений. В истории кино 50-х годов Бланш останется столь же характерной и необходимой фигурой, как Джельсомина и Кабирия Феллини, персонажи Бергмана и Куросавы или героини Антониони.
Как прежде, актриса сталкивает героиню с враждебным окружением, однако Бланш уже не хватает сил предпочесть компромиссу смерть, впервые достоинство, красота духа и интеллект унижены и втоптаны в грязь. Не способная сжиться с отвратительной реальностью, героиня Вивьен Ли служит индикатором духовного состояния общества. Ее бегство в мир вымысла и фантазии (безумие для Стэнли) сигнализирует о такой дегуманизации общества, которая не может быть безопасной и для «здоровых» - менее чутких к пошлости и несправедливости, более равнодушных людей. Деградация Бланш - свидетельство общественного неблагополучия, и в этом секрет воздействия картины.
С первой сцены на вокзале Вивьен Ли подчеркивает одиночество героини и непреодолимую враждебность непонятного, пугающего ее мира. Испуганно и растерянно смотрит Бланш на прохожих. Озираясь, обходя встречных, разыскивает жалкую и грязную улицу с пышным названием - Елисейские поля! Услышав громкие звуки джаза, в испуге бросается на противоположный тротуар.
Походка, жесты, измученный взгляд этой женщины - временами совсем юной, иногда совсем немолодой - поразительно расходятся с ритмом большого южного города. Даже в квартире Стеллы Бланш не находит мира и покоя. Громкая музыка в соседнем баре, выкрики пьяниц, грохот проходящих за окном поездов надземки, вечные скандалы на втором этаже - все это олицетворяет «джунгли», зверский мир инстинктов, где для Бланш нет места.
Страшнее всего, конечно, Стэнли: самодовольное животное, хам, для которого нет запретного или невозможного - ничего, что нельзя оценить или пощупать. Шутливая ирония умной Бланш помогает ей стерпеть унижение, обиду, боль, и именно ее интеллект, компенсирующий бесправное положение в доме Ковальских, вызывает ненависть Стэнли. Как ни ограничен герой, он понимает, что думает и чувствует незваная гостья.
Все же Бланш приходится ночевать наверху - после пьяной драки, дебоша и необъяснимого примирения обиженной сестры со Стэнли. Приятель героя, Митчелл (Митч), поражен тоской, с какой Бланш произносит как будто случайную фразу «как страшно в мире, где все смешалось, где нет человечности».
Эта затерявшаяся в пьесе реплика определяет суть героини Вивьен Ли - ей не примириться со зверством одних и молчаливой покорностью других. Сила переживаний и искренность актрисы превращают объяснение Бланш со Стеллой после вечеринки в идейный центр картины. Печальное терпение и тихий гнев монолога Бланш исключают возможность позерства, «игры», лицемерия. Как будто Стелла прислушивается к этому грустному, слегка саркастичному голосу, как будто не отводит взгляда от огромных, потемневших от горечи глаз сестры. Бланш смело встречает испепеляющий взгляд шурина. Демонстративное объятие Ковальских знаменует победу Стэнли. Так и должно быть, только «стопроцентному» американскому мещанину противостоит несломленный человеческий дух.
Важное место в картине занимают отношения Бланш с Митчеллом - недалеким холостяком, которому не догадаться, что рассказы бывшей учительницы о строгих обычаях ее семьи, о прошлом, о ее Неприязни к мужчинам - маскировка, полуправда в надежде найти хоть какую-то опору.
В исполнении Вивьен Ли поступки героини вызваны не желанием обольстить Митчелла, а ее тоской по душевной теплоте, вниманию, по простым и вроде бы доступным человеческим чувствам, которых она лишена. Романтизируя свое кокетство и своего кавалера, Бланш окружает себя жалкой претензией на красоту, благородство, гармонию, однако реальность разрушает и эту жалкую иллюзию. Остается тихо смеяться. Над собой, над попыткой хоть как-то приукрасить чуждый сантиментам мир, над мыслью найти покой с беззлобным человеком.
Разрыв с Митчем окончательно отнимает надежду, насилие Стэнли сталкивает Бланш лицом к лицу с непереносимой действительностью. Только психиатр способен отнестись к ней с необходимой чуткостью. Увы, это доброта врача, который предпочел мягкость насилию. Можно не надевать смирительную рубашку и не отрезать ногти. Зачем, если можно подать руку и простая вежливость вызовет недоуменную улыбку?
Машина с Бланш исчезает за углом. Стэнли зовет убежавшую наверх Стеллу, но зрителям не забыть жутких яростных воплей Бланш, когда она пыталась протянуть Стэнли скомканный китайский фонарик. Не забыть нечеловеческого страдания в ее взгляде: именно Стэнли растоптал надежду этой несчастной женщины найти немного тепла в доме своей сестры.
В 1951 году жюри Каннского кинофестиваля назвало Вивьен Ли лучшей актрисой года. Американская киноакадемия присудила ей второго «Оскара», и этот выбор не вызывал сомнений. Как говорит Б. Брейден, «когда я увидел фильм, уже поверил своим глазам. Я видел Брандо на Бродвее - это была его пьеса. Я не верил, что Вивиен выдержит сравнение с ним, но, посмотрев фильм, понял, что она заслужила все свои премии. Под руководством Казана Вивиен совершила невозможное: «украла» фильм у кумира Америки. То, что Брандо также получил «Оскара», не имеет значения». Съемки «Трамвая Желание» заняли всего три месяца.
Трамвай Желание смотреть онлайн бесплатно в хорошем качестве
Фильм: Трамвай Желание
Оригинальное название фильма: A Streetcar Named Desire
Жанр: драма
Страна: США
Режиссер: Элиа Казан
Продолжительность: 2:04:55
В постановке Э. Казана эта пьеса ошеломила Нью-Йорк. С появлением новых работ Уильямса («Орфей спускается в Ад», «Кошка на раскалённой крыше», «Подлинный путь», «Ночь игуаны») мировосприятие драматурга и своеобразие его метода перестали шокировать. В 50-е годы все понимали, что Уильямс говорит о неравном поединке между личностью и обществом потребителей, которые непреклонно утверждают свои мещанские идеалы. Многие из пьес Уильямса написаны в период маккартизма, охоты на «ведьм», «черных списков», и истоки его социального пессимизма очевидны. Дело даже не в том, что «молчаливое большинство» всегда раздавит личность. Трагичнее другое: мир Уильямса исключает Гармонию. Дух и материя безнадежно разъединены. Культура, идеалы, гуманистические «иллюзии» мешают Потребителю, напоминая о его грубости, тупости, пошлости.
Связь общественной атмосферы конца 40-х годов с мировосприятием Уильямса бесспорна. Бессилие интеллигенции и тупая ярость разгулявшихся правых выглядят в его глазах клиническим случаем общественной патологии. Отсюда духовность, талант, интеллект нежизнеспособны, обречены на физическую деградацию. В силу воинствующей бездуховности патологичен и победитель - мещанин, который противопоставляет интеллекту - силу, чувству - физиологию, гуманности - зверство.
Деградирующие, слабые «герои» слишком скомпрометированы, чтобы противостоять злу. Апофеоз мещанской стихии не может не вызвать протеста. Финалы Уильямса исключают катарсис, но переполняют страхом за будущее. В этом их трагизм и связь с эпохой, продиктовавшей драматургу его условный стиль (сплав символики с натурализмом), его декадентскую атмосферу и неизменную модель мира, действительную только в рамках конкретной ситуации.
Особенности мировосприятия и метода Уильямса впервые последовательно воплощены в «Трамвае "Желание”». В 1947 году мало кто понял смысл сказанного. Споры развернулись вокруг героини, бывшей учительницы из провинциального городка, которая ищет приюта у замужней сестры, Стеллы Ковальской.
Тонкая, интеллигентная Бланш «скомпрометирована» больше других героев Уильямса. Если верить мужу Стеллы, она давно ведет аморальную жизнь и уволена за попытку совратить одного из учеников. Понятно, Стэнли раздражен романом Бланш с его старым другом, которому он «раскрывает» глаза на прошлое героини и отправляет ее в сумасшедший дом.
Вместе с тем, хотя Стэнли никогда этого не признает, он уязвлен внутренним превосходством Бланш, самим фактом их духовного неравенства, и преследует ее за то, что она стремится помочь Стелле увидеть пошлость мещанского рая Ковальских. Месть Стэнли увенчивается вожделенным насилием (апофеоз двойной - самца и хама), после чего Бланш теряет рассудок.
Положение зрителя, относительно Трамвая Желание
Положение зрителя не просто: рассказ Стэнли нельзя считать целиком достоверным. Бланш называет его клеветой. Ее жизнь сломана уже в юности - самоубийством мужа, который оказался гомосексуалистом. Вдобавок, Бланш - жертва неблагоприятной ситуации: в отличие от Скарлетт, никакое мужество и самоотверженность не помогут Бланш спасти родовое гнездо и жизнь близких. По характеру она напоминает не Скарлетт, а Мелани Гамильтон, и деградация Бланш (даже если Стенли прав) - не следствие ее биологической порочности, а трагический итог ее одиночества и беззащитности в беспощадном к таким людям мире.
Сюжет пьесы давал свободу интерпретации. В постановке на Бродвее Э. Казан встал на сторону Стэнли. Не удивительно, что в Лондоне сообщение о намерении Вивьен Ли сыграть Бланш вызвало недоумение. Не всегда можно рационально объяснить выбор роли актером. Легко ошибиться, отвечая на вопрос, почему в самый счастливый момент жизни Вивьен Ли стремилась к трагическим ролям. Единственный ответ в том, что эта чуткая актриса предощутила Эру Потребления и увидела в пьесе Уильямса близкий своему ощущению прогноз на будущее. В Англии этого не увидели. Пьесу называли «похотливой», «порнографической», «низкой» и «отвратительной». Ее заклеймили в Палате общин и в комитете общественной морали. Даже критики называли Бланш проституткой. «Таймс» писала, что цель пьесы - «открыть прошлое проститутки в ее настоящем».
Не желая связываться с цензурой, Оливье решил исключить ряд реплик. Это привело к конфликту с Айрин Сэлзник - права на пьесу принадлежали ей, и бывшая жена продюсера «Унесенных ветром» хотела, чтобы Оливье повторил постановку Казана. Против сокращений выступала и Вивьен Ли. Особенно после того, как цензор запретил упоминать о причинах самоубийства мужа Бланш. Актриса лишилась одного из главных аргументов в защиту героини - что мог понять зритель из фразы «Я вошла в комнату. Там был мой муж и...»? Рыдания Бланш не могли заменить необходимых здесь слов.
После репетиций Вивьен Ли обсуждала интерпретацию роли с Оливье. Она не хотела видеть в героине ни проститутку, ни извращенку, отвергала требования А. Сэлзник и настаивала, что деградация Бланш - следствие психической травмы, одиночества и неудач: «Я не назову эту пьесу салонной комедией, но мне не приходило в голову, что кто-то захочет назвать ее непристойной», - заявила актриса после очередной серии газетных протестов.
Друзья боялись, что роль станет слишком большим испытанием для Вивьен Ли. Она должна находиться на сцене два часа, и каждый эпизод требует максимальной нервной отдачи. Вивьен Ли - актриса перевоплощения. Фактически она «впускала» в себя на год другую личность. Нарушенная психика Бланш могла нанести ущерб хрупкой нервной конституции актрисы. Она не слушала никого - правда жизни, которую игнорировала английская сцепа, авторы популярных салонных пустячков, казалась ей дороже.
Вивьен Ли в роли Бланш. Премьера пьесы Трамвай Желание в театре «Олдвич»
Премьера состоялась в театре «Олдвич» 11 октября 1949 года. Вопреки традиции режиссер Л. Оливье отказался произнести перед началом речь: «Это не мой вечер. Он принадлежит моей жене. Только ей». Независимо от отношения к пьесе, критики были единодушны в оценке Вивьен Ли. Рецензент «Таймс» писал: «Ее исполнение внушительно. Она производит впечатление захватывающим изображением героини, которая понемногу теряет рассудок, - нелепой, неукротимой и гибнущей. Сила ее исполнения нарастает по мере роста драматизма сюжета».
Лучшее представление о Вивьен Ли в роли Бланш дают воспоминания А. Дента: «Я пригласил в «Олдвич» друга, и мы заняли два кресла в первом ряду. Бланш - Вивиен являла собой один из самых мучительных для души образов, которые можно увидеть на сцене. Желая растерзать мое сердце (А. Дент публично протестовал против намерения актрисы играть Бланш. - В. У.), она без сомнения разрывала свое. Как будто наблюдаешь, как землетрясение разрушает прекрасный маленький город. Сразу же после окончания меня повели к актрисе.
Прошло лишь несколько секунд после того, как она в последний раз появилась перед публикой, но актриса все еще была в образе, во власти эмоций жуткого финала, где Бланш забирают в больницу для душевнобольных. Она дрожала как лист, дрожали ее губы. Она вцепилась в меня, положила голову мне на плечо и спросила шепотом: «Как я играла? Вы считаете, что это безумие? Вы все еще считаете эту Бланш невыносимой?»
Не способный на обычные пустые восклицания, я ответил: «Позвольте сказать, что мой друг, солидный человек, с Гебридских островов, утверждает, что я совсем не прав относительно Бланш, потому что у нее правда в душе!» Нетерпеливо, чуть ли не с бешенством, Вивиен воскликнула: «Почему же вы не привели его с собой? Он, без сомнения, лучший критик, чем вы!»
Восемь месяцев, день за днем, Вивьен Ли играла Бланш при переполненном зале. Ее особенно радовало, что опасения друзей не оправдались, она не пропустила ни одного спектакля и не причинила никакого ущерба своему здоровью. («Это доказывает, что я не оранжерейный цветок, каким они меня считают!») Но еще большую радость доставляло то, что ей удалось утвердить свое понимание роли, свое видение мира и правды в искусстве.
Однажды в зале оказался американский драматург, друг Ф. Рузвельта, Роберт Шервуд. Партнер Вивьен Ли Б. Брейден был поражен его резюме: «Приятно посмотреть пьесу!» Заметив удивление артиста, Шервуд пояснил: «Это пьеса о Бланш. Так она и написана. В Нью-Йорке это была пьеса о Стэнли: очень сильно сыграл Брандо. Теперь в пьесе равновесие, и мы видели ее в первый раз».
Поэтому все партнеры Вивьен Ли с интересом узнали, что она снимется в экранизации пьесы Уильямса под руководством Э. Казана и при участии М. Брандо. Возможно, она бы отказалась, если бы не трудное положение компании «Лоренс Оливье продакшнз». С 1948 года, после вынужденного разрыва с «Олд Вик», Оливье самостоятельно финансировал свои постановки в арендованном до 1954 года театре «Сент-Джеймс». Многие из его предприятий принесли убыток. Поэтому Оливье согласился сыграть главную роль в фильме У. Уайлера «Керри», а Вивьен Ли подписала договор с компанией «Братья Уорнер».
За исключением Вивьен Ли, остальные актеры уже играли под руководством Казана в Нью-Йорке. Поэтому режиссер пригласил ее остановиться в его доме, чтобы обсудить роль до начала съемок. Прийти к соглашению не удалось. Актриса не могла смотреть на героиню глазами Стэнли и отстаивала свою точку зрения: «Я хотела, чтобы зрители видели, какой была Бланш, когда полюбила своего мужа, в свои семнадцать или восемнадцать лет. Это очень важно, потому что Бланш - совсем не обаятельная личность, но... Нужно знать, какой она была и почему это случилось с ней. Ее сестра помогает фразой: «Я не знаю никого, кто был бы так нежен и доверчив, как она». Это очень важная строчка, и я ссорилась из-за нее с Казаном. Я не могла согласиться с тем, как это говорилось. Эти слова («нежная и доверчивая») необходимо подчеркнуть, потому что это замечательные слова, и они помогают представить Бланш, когда она была нежной и доверчивой - в противоположность тому, чем она стала: циничной и жестокой, безумной, больной, измученной».
Атмосфера во время съемок фильма Трамвай Желание. Вивьен Ли и Марлон Брандо
Другим моментом, от которого зависел успех фильма, были взаимоотношения двух ведущих актеров. Первое время Вивьен Ли и Марлон Брандо относились друг к другу с большой осторожностью. Как вспоминает Элиа Казан, «ей понадобилось несколько недель, чтобы чувствовать себя с Брандо непринужденно. Потом она восхищалась им, хотя знала, что в искусстве они олицетворяют два противоположных полюса. Они уважали друг друга и работали вместе отлично, но дистанция все равно оставалась. Я пользовался тем, что она принадлежит другой цивилизации, другому образу жизни - это каким-то образом соответствовало взаимоотношениям персонажей».
Впервые за многие годы Вивьен Ли была в восторге от атмосферы на съемочной площадке: «Фильм снимался три месяца, и мне дорога каждая секунда, проведенная в студии. Я не могла дождаться утра, чтобы попасть на съемочную площадку, и мне не хотелось уходить вечером. Сценарий оставался без изменений, каждый знал его и хотел помочь, начиная с реквизитора, который говорил: «Что, по вашему мнению, должно быть на столике у кровати Бланш?»
Это не помешало Вивьен Ли сохранить верность своей интерпретации и добиться одного из самых больших своих достижений. В истории кино 50-х годов Бланш останется столь же характерной и необходимой фигурой, как Джельсомина и Кабирия Феллини, персонажи Бергмана и Куросавы или героини Антониони.
Как прежде, актриса сталкивает героиню с враждебным окружением, однако Бланш уже не хватает сил предпочесть компромиссу смерть, впервые достоинство, красота духа и интеллект унижены и втоптаны в грязь. Не способная сжиться с отвратительной реальностью, героиня Вивьен Ли служит индикатором духовного состояния общества. Ее бегство в мир вымысла и фантазии (безумие для Стэнли) сигнализирует о такой дегуманизации общества, которая не может быть безопасной и для «здоровых» - менее чутких к пошлости и несправедливости, более равнодушных людей. Деградация Бланш - свидетельство общественного неблагополучия, и в этом секрет воздействия картины.
С первой сцены на вокзале Вивьен Ли подчеркивает одиночество героини и непреодолимую враждебность непонятного, пугающего ее мира. Испуганно и растерянно смотрит Бланш на прохожих. Озираясь, обходя встречных, разыскивает жалкую и грязную улицу с пышным названием - Елисейские поля! Услышав громкие звуки джаза, в испуге бросается на противоположный тротуар.
Важное место в картине Трамвай Желание
Страшнее всего, конечно, Стэнли: самодовольное животное, хам, для которого нет запретного или невозможного - ничего, что нельзя оценить или пощупать. Шутливая ирония умной Бланш помогает ей стерпеть унижение, обиду, боль, и именно ее интеллект, компенсирующий бесправное положение в доме Ковальских, вызывает ненависть Стэнли. Как ни ограничен герой, он понимает, что думает и чувствует незваная гостья.
Все же Бланш приходится ночевать наверху - после пьяной драки, дебоша и необъяснимого примирения обиженной сестры со Стэнли. Приятель героя, Митчелл (Митч), поражен тоской, с какой Бланш произносит как будто случайную фразу «как страшно в мире, где все смешалось, где нет человечности».
Эта затерявшаяся в пьесе реплика определяет суть героини Вивьен Ли - ей не примириться со зверством одних и молчаливой покорностью других. Сила переживаний и искренность актрисы превращают объяснение Бланш со Стеллой после вечеринки в идейный центр картины. Печальное терпение и тихий гнев монолога Бланш исключают возможность позерства, «игры», лицемерия. Как будто Стелла прислушивается к этому грустному, слегка саркастичному голосу, как будто не отводит взгляда от огромных, потемневших от горечи глаз сестры. Бланш смело встречает испепеляющий взгляд шурина. Демонстративное объятие Ковальских знаменует победу Стэнли. Так и должно быть, только «стопроцентному» американскому мещанину противостоит несломленный человеческий дух.
Важное место в картине занимают отношения Бланш с Митчеллом - недалеким холостяком, которому не догадаться, что рассказы бывшей учительницы о строгих обычаях ее семьи, о прошлом, о ее Неприязни к мужчинам - маскировка, полуправда в надежде найти хоть какую-то опору.
В исполнении Вивьен Ли поступки героини вызваны не желанием обольстить Митчелла, а ее тоской по душевной теплоте, вниманию, по простым и вроде бы доступным человеческим чувствам, которых она лишена. Романтизируя свое кокетство и своего кавалера, Бланш окружает себя жалкой претензией на красоту, благородство, гармонию, однако реальность разрушает и эту жалкую иллюзию. Остается тихо смеяться. Над собой, над попыткой хоть как-то приукрасить чуждый сантиментам мир, над мыслью найти покой с беззлобным человеком.
Разрыв с Митчем окончательно отнимает надежду, насилие Стэнли сталкивает Бланш лицом к лицу с непереносимой действительностью. Только психиатр способен отнестись к ней с необходимой чуткостью. Увы, это доброта врача, который предпочел мягкость насилию. Можно не надевать смирительную рубашку и не отрезать ногти. Зачем, если можно подать руку и простая вежливость вызовет недоуменную улыбку?
Машина с Бланш исчезает за углом. Стэнли зовет убежавшую наверх Стеллу, но зрителям не забыть жутких яростных воплей Бланш, когда она пыталась протянуть Стэнли скомканный китайский фонарик. Не забыть нечеловеческого страдания в ее взгляде: именно Стэнли растоптал надежду этой несчастной женщины найти немного тепла в доме своей сестры.
В 1951 году жюри Каннского кинофестиваля назвало Вивьен Ли лучшей актрисой года. Американская киноакадемия присудила ей второго «Оскара», и этот выбор не вызывал сомнений. Как говорит Б. Брейден, «когда я увидел фильм, уже поверил своим глазам. Я видел Брандо на Бродвее - это была его пьеса. Я не верил, что Вивиен выдержит сравнение с ним, но, посмотрев фильм, понял, что она заслужила все свои премии. Под руководством Казана Вивиен совершила невозможное: «украла» фильм у кумира Америки. То, что Брандо также получил «Оскара», не имеет значения». Съемки «Трамвая Желание» заняли всего три месяца.
26-10-13
Оставить комментарий