Вивиен с ее невероятной эрудицией, широким знанием литературы, очаровательным французским и восхитительным умением говорить, производит огромное впечатление. Приятно просто сидеть и слушать. На столе великолепная еда и вино, но мы вновь узнаем радость сокровенной беседы. Все, что было здесь, - незабываемо; все, о чем здесь говорили, было бы невозможно на приеме. Даже «обеды» служат средством социальных контактов и не преследуют благотворного для интеллекта обмена мнениями, чувствами и идеями. Вот какое богатство выпало нам сегодня, и все мы благодарны...
Моэм так расслабился, он так прост и обаятелен, что его заикание еле заметно. Обращаюсь к нему: «Однажды вечером мы серьезно поругались с этой красавицей, и все из-за вас».
- «Как так?» - спрашивает Моэм.
Я объясняю: «Я упомянул о пьесе «Мандрагола», поставив ударение так, как мы говорим в Америке». Брови Моэма выгнулись дугой. Вивиен хочет говорить, но я не даю ей: «Я знаю, что в Англии и в Италии это произносится иначе, но все мы здесь говорим «Мандрагола». Наш общий друг заставила меня замолчать весьма решительно...»
Вивиен прервала меня: «Недостаточно решительно. Не понимаю, почему он так упрям. Все знают, что слово произносится «Мандрагола». Я снова перебиваю ее: «Минутку, бэби. Первоисточник перед нами. Мистер Моэм, как же сказать правильно?»
«Ну, - начал Моэм, - насколько я знаю, нет сомнения в том, что название (прежде чем продолжить, он набрался немного ехидства) произносится «ММММ-ММ-ММММ»...
Я пришел в ужас. Наше нервное возбуждение передалось ему, и он прилип к этому «М». Я видел, как под столом он ломал себе пальцы и ударял себя по ладони. Его искаженный болью рот все еще пытался высвободить слово: «ММММММ...» Его лицо побагровело. Заметалась челюсть, глаза закатились внутрь, и откуда-то изнутри вырвалось слово «МММАГЕНАМЕРИНГОЛАМЕДРАНЛОЛО»!
Жена закрыла глаза. Я чувствовал, как краснею. Люди кругом глазели на нас. Глазели даже официанты. «Ну вот. Что я вам говорила? - услышал я голос Вивиен, в котором звучал спокойный, небрежный триумф.
- «Мандрагола»!»
Моэм и
Вивьен Ли оставались друзьями до конца («Люди могут забыть ее игру, но никогда не забудут ее лица», - говорил Моэм, мечтавший, чтобы актриса сыграла его Рози Дриффилд).