Достоинство представленной драматургом картины - не в одной лишь точности воссоздания пластов действительности, которые не попадали в поле зрения его предшественников на американской сцене. Она одухотворена тем пониманием изображаемого мира, из глубин которого рождается сострадание. Раскрывая трагедию своих героев, О'Нил беспощадно выявлял пороки социального устройства Америки, всей американской общественной системы и делал это в то время, когда опьяненная собственным могуществом и богатством страна вступала в «век джаза», суливший, казалось, эру бесконечного, безоблачного процветания.
Однако О'Нил отважился на большее. Рисуя трагические судьбы своих «низких» героев, ои не просто ставил важнейшие для своего времени социальные вопросы, но выдвигал коренные вопросы бытия. В этом одно из кардинальных отличий о'ниловской драматургии от упоминавшихся выше «Ткачей» Гауптмана и сходных с ними пьес, где основой конфликта представлены раздирающие общество классовые антагонизмы, а герои обрисованы как жертвы социальной несправедливости, или «Кукольного дома» Ибсена с его четко означенной «тезой». В обоих случаях разрешение конфликта видится авторам в изменении социального устройства общества, хотя способы осуществления этой задачи в названных пьесах совершенно различны.
В не менее социально детерминированной драме О'Нила избран иной ракурс. В его художественном мире, где, по собственному признанию драматурга, определяющим моментом были «отношения человека с Богом», дилемма современного человека, для воплощения которой, стоит еще раз подчеркнуть, он нередко избирал представителей социальных низов, обретает космические масштабы: человек мыслится вписанным не только в те или иные обстоятельства, общественную ситуацию или социальную систему, но в парадигму Жизни, в орбиту мирового порядка. Составляя важную часть о'ниловской драмы, вопросы социальной несправедливости, коренных пороков общественного устройства и ложных идеалов, ведущих к духовному обнищанию американской цивилизации, не исчерпывают ее. За ними остается обширное, отчетливо ощутимое пространство, в котором поднимается проблема места человека в мироздании, где умер бог.