Опасность эта достаточно ясно обозначилась уже в «Бранде», где она получает однолинейное толкование. Ибсен явно принимает сторону своего героя, возвышенный идеал которого попран толпой, едва услышавшей о сулящем богатый улов ходе трески. Впоследствии отношение «низкой материи» и идеала станет у самого же Ибсена более диалектичным, однако ни у него, ни у кого-либо другого из представителей новой драмы эта «низкая материя» никогда не займет центрального положения.
В драматургии О'Нила, исходно отцентрованной относительно социальных низов, подобное восприятие прозы жизни, высокомерное гретированио героем действительности, растворенной в «примитивных», «низменных» заботах будней, невозможно. Его протагонист начиная с цикла «морских пьес» - плоть от плоти обездоленных, обойденных социальной справедливостью масс, для которых тяжкое бремя повседневности в самом что ни на есть низком ее выражении - единственная реальность бытия. «Ход трески» во многих пьесах О'Нила - не свидетельство низменности интересов и запросов протагонистов, не жизненная необходимость. Как таковая она не сходна с подсчетами «постного масла» и «гречневой крупы», которыми завершается «Дядя Ваня», или перспективой сидеть за конторкой отеля, которой прельщает Жан фрекен Юлию, в корне отлична от них. Речь, разумеется, идет не о частных подробностях построения того или иного сюжета, а о той концепции действительности и тех эстетических принципах, которые стоят за этими частностями.
Признавая, подобно всем героям новой драмы, тяжесть необходимости, которая вырастает до масштабов рока, протагонисты О'Нила, в отличие от них, не испытывают при этом унижения. Для них это органичная, естественная стихия бытия, хотя они и стремятся разорвать узы, их с нею связывающие. Повседневность с ее досадными, гнетущими «мелочами» они воспринимают не как нечто независимое, отдельно от них существующее, угрожающее окончательно захлестнуть их и потому высокомерно отвергаемое. Втянутые в стремительный поток будничного существования, как, разумеется, и другие герои новой драмы, они, находясь на самой нижней ступени социальной лестницы, фактически лишены возможности даже в мечтах вырваться из жестоких оков повседневности, сколь бы призрачны ни были сами по себе эти мечтания. Им не дано сбросить гнет будней ни погружением в мир грез, как студенту из «Сонаты призраков», ни надеждой откупиться от прошлого, как фру Альвинг, ни упованием на переезд в Москву, как чеховским героиням, ни возвышенной любовью к прекрасной девушке, как Маттиасу Клаузену в пьесе «Перед заходом солнца».