Еще резче говорил об этом два десятилетия спустя Э. Бентли. «То, что европейцы называют „американским" стилем, т. е. „жестким" стилем, выступает главным образом как ироническая маска чувства. О'Нил несомненно сознавал - умом, конечно,- сколько американской жизни заключено в этом контрасте. К сожалению, О'Нил сам проявляет то же смущение перед лицом жизни, ту же стыдливость в присутствии духа, который лежит в истоке „американского" способа выражения». Рассматривая с точки зрения языка одну из последних пьес О'Нила, он утверждал: «...восторженные поклонники сочтут ее характерной в отношении величия и поэзии, тогда как другие, говоря клинически, сочтут ее невротической фантазией, в которую он скорее погружался, нежели исследовал, а говоря критически,- поэзией, к которой оп скорее стремился, нежели достиг» ".
Иначе смотрел на проблему языка о'ниловской драмы крупнейший теоретик и историк американской драмы Джон Гасснер. Безусловно внутренне адресуясь к многочисленной аудитории своих оппонентов, Гасснер писал: «Тем, кто настойчиво упрекает его в недостатке „поэзии", следует более того напомнить, что, подобно другим современным драматургам, он извлекает „поэзию" не из словесных красот, а из широты и размаха своего воображения, настроения или чувства, в особенности же - из своего театрального (подчас чрезмерно театрального) чутья».
Ставший для исследователей камнем преткновения вопрос о языке драматургии О'Нила показателен с точки зрения общего решения в настоящее время проблемы трагедии в творчестве драматурга. Можно говорить, что в целом наметилась тенденция более благосклонно рассматривать эту проблему, чем в 20-е или 30-е годы. Тем не менее окончательное решение - если таковое возможно - еще не достигнуто, и время от времени старые споры разгораются с новой силой.