При всем эгоцентризме, присущем артистическим натурам, Дайон понимает, что такова не только его участь. С особым проникновением говорит он о судьбе своей матери, раскрывая в исполненных боли и сострадания словах глубину любви, оказавшейся невостребованной, более того, ненужной тому миру, который его окружает. «Я помню милую странную девочку с нежными, полными недоумения глазами, словно Бог без всяких объяснений запер ее в темном чулане. Я был единственной куклой, которую позволил ей взять наш людоед, ее муж, и она много лет играла в том доме со мной в мать и дитя, пока, наконец, я не увидел сквозь две слезинки, что она умерла с тихой гордостью, что смогла удлинить свое платье и взбить высокую прическу. Я чувствовал себя словно брошенная игрушка и кричал, чтобы меня похоронили вместе с ней, потому что лишь ее руки, лаская, не впивались когтями. Она много прожила и сильно состарилась в те два дня, пока не заколотили гроб. Когда я посмотрел в последний раз, ее чистота забыла обо мне, мама была беспорочна и несокрушима, и я знал, что мои рыдания бессмысленны для ее девственности ...».
Из приведенных фрагментов и - что еще важнее - из всего контекста пьесы видно, что О'Нил трактовал отчуждение в «Великом Боге Брауне» в наиболее обобщенной форме. Он рассматривал его не столько как социальную несправедливость, сколько как направленность социума во всех его проявлениях против человеческого естества, особенно, как подчеркивает драматург, против духовной сущности человека. Недаром, обращаясь к Билли с предсмертными словами, Дайон призывает его создать проект «Храма Человеческой Души» (350). Возведение этого храма становится своего рода духовным завещанием героя и вместе с тем проекцией насущнейших в понимании драматурга потребностей человечества.
Это отнюдь не повод для упреков в асоциальности подхода О'Нила к действительности. Напротив, можно говорить о том, что в осмыслении процессов, протекавших в американском обществе, он поднялся в «Великом
Bore Браупб» па новую Ступень. Именно универсальность постановки проблемы явилась следующим шагом на пути осмысления драматургом закономерностей современного бытия, в котором социальная ущемлеиность - лишение определенных слоев общества (или недоступность для них) материальных благ или социальных прав - есть лишь одно из конкретных и, несомненно, одно из наиболее очевидных и простых для понимания проявлений феномена отчуждения.