Таким образом, Эбби изначально утверждает себя в новом окружении исключительно как собственница. Отлично понимая, сколь непрочны здесь ее права, она с тем же холодным расчетом решает утвердить их, начав «роман» с Ибеном, вырвав сначала у Эфраима обещание, что тот «откажет ферму» ей, если она родит сына. Свою чувственность она использует как средство, с помощью которого хочет добиться сугубо корыстных целей. Низость ее расчета усугубляется тем, что она, вторично продавая себя, одновременно лишает прав на ферму законного наследника, которого к тому же избирает орудием осуществления своего замысла. При этом, чтобы приблизить к себе Ибена, Эбби пытается использовать образ матери. Поступками Ибена также руководят не любовные побуждения, хотя его мотивы не столь меркантильны. Для него это «месть ему» (Эфраиму) со стороны покойной матери.
Таким образом, ядро пьесы образует классический треугольник, отмеченный мотивом инцеста. Т. Богард справедливо отмечает ее близость к народным истокам. «В своем общем рисунке,- пишет он,- „Любовь под вязами" следует образцам американской народной драмы, как она сложилась в 20-е годы XX в. в широком коммерческом прокате». Можно говорить о том, что фольклорные основы пьесы еще шире, поскольку представленная в ней ситуация воспроизводит один из классических вариантов народной сказки о сватовстве старика, чаще всего царя, к молодой, соперником которого выступает либо его сын, часто младший, либо молодой человек, который в социальном плане неровня царю, что символизируется в его характеристике каким-либо изъяном (в русском варианте - дурак), но в финале чудесно преображается в результате вмешательства волшебных сил.
С другой стороны, критика отмечала в «Любви под вязами» перекличку с классической античной трагедией, которая в свою очередь, являясь переработкой мифов, также сохраняла прочную связь с фольклором. В этом плане ближе всего трагедия О'Нила стоит к мифам о Федре и Медее.