«Национальный немецкий дух Вагнера, латинский дух Д'Анпунцио, дух английского империализма Киплинга, американский демократический дух Уитмена, дух аристократической культуры Ницше. Разве социалистический дух не так же глубок, как любой из них? - вопрошал он.- И разве не выше его духовная значимость? Разве не ждет он живого выражения в искусстве - тонкого выражения, такого правдивого, такого прекрасного, такого неантагопистического, что он пробудит - любовь?
Я не хочу прикрываться заключениями; я хочу распахнуть двери - двери наружу и двери внутрь - Америки. Она заслуживает лучшей песни, чем уитменовская».
С позиций этого возвышенного демократического Идеала Кук рассматривал задачи, стоящие перед современными ему американскими художниками, перед всем американским искусством, призывая «достичь более изысканной культуры; добиваться в себе и друг в друге большей глубины и более сильного горения - более обжигающе прочувствованной истины; обрести более тонкую душу и голос, сравняться силой с кариатидами, чтобы каждый был готов нести вместе со всеми по сотой доле нашего Ренессанса.
Нам предстоит доказать, что в демократии возможна самая изысканная культура - развить способность к прекрасному и живому использованию бесплодно растрачиваемой науки, сделать добротно, гибко, правдиво до тонкостей то, что мы делали топорно и грубо».
Размышления Кука, воспринимавшего жизнь как тайну и чудо, не могли не вызвать глубокого отклика в душе молодого драматурга. Такое единомыслие рождало надежду на плодотворность их творческого союза. Оно поддерживалось и тем, что оба разделяли страстное увлечение теориями Ницше. Следуя по стопам своего кумира, оба мечтали возродить в современном театре дионисийское начало, тот «дух музыки», который вызвал к жизни античную трагедию. В рассуждениях Кука о назначении и характере театра слышны прямые отголоски идей, которые Ницше изложил в своей знаменитой книге «Происхождение трагедии из духа музыки». Подобно немецкому философу, Кук ставит во главу угла объединяющую силу надындивидуального духа, выражающего устремления достаточно широкой человеческой общности, напрямую связывая с ней судьбы драмы и театра. Он убежден, что «человек в одиночку не может создать драмы.