Особую роль сыграло при этом слово. Оно выпорхнуло на улицу из-под автора, который, идя вослед Марку Твену, распахнувшему для народной речи врата американского романа, открыл для сцены животворную стихию родного языка. Грубая речь героев - неизменный объект издевательств со стороны жеманных блюстителей стерильной чистоты - заблистала яркими красками, обрела упругость и энергию свойственные в искусстве всему, что отмечено печатью подлинности.
О'Нил вдвойне осложнил свою задачу, собрав на сцене пеструю в национальном отношении толпу. Рядом с жителями Британских островов (действие происходит на борту британского судна), англичанами, ирландцами, шотландцами, которые сами по себе составляют многоголосый хор,- американцы, скандинавы: швед Олсон и норвежец Поль, а также русский Иван. Каждый вносит свою лепту в разноязыкую симфонию голосов, что не мешает всем им, однако, прекрасно понимать друг друга. Драматург тонко разрабатывает звуковую партитуру пьесы, тщательно воссоздавая особенности «голосоведения» представителей разных наций.
Пьеса настолько расходилась со всем, что существовало в американской драме того времени, что когда О'Нил предложил ознакомиться с ней профессору Дж. П. Бэйкеру, руководителю творческого семинара по драматургии в Гарварде, в котором он занимался его наставник весьма нелестно отозвался о его сочинении. По свидетельству Барретта Кларка, О'Нил говорил ему: «...однажды Бэйкер сказал мне, что вообще не считает „Курс на восток, в Кардифф" (написанный еще до того, как я поступил в его класс) пьесой...» Таков был вердикт, вынесенный одним из крупнейших в Америке авторитетов в области драматургии.
По счастью, он оказался неокончательным. Пьесе была уготована исключительная судьба. Через два года после ее создания она была поставлена труппой «Провинстаун плейере», ознаменовав не только рождение первого американского драматурга, но и всей американской драмы.