Этот последний штрих особенно выразителен в силу своей неожиданности: откуда в «грубом матросе» эта деликатность чувства, Стесняющегося самого себя, боящегося натолкнуться на холодную насмешку и потому тщательно скрываемого.
При этом О'Нил отнюдь не стремится облагородить своих героев, показать их лучше, чем они суть на самом деле. Взгляд художника объективен и точен. Закаленные невзгодами и трудами, матросы загрубели, может быть, даже несколько очерствели. Они непочтительны. В поведении и речи им недостает изящества. Им, как, впрочем, людям всех других сословий, свойственны заблуждения и предрассудки. Тонко дает О'Нил, например, почувствовать, как глубоко вошли в их сознание идеи расизма. Из реплик Коки недвусмысленно следует, что авансы королевы оттого и были им с негодованием отвергнуты, что исходили они от чернокожей женщины. «Негритоска чертова! А сама с головы до шеи вся кокосовым маслом вымазана, да. Чтоб мне пусто было, ей-богу, до того мне противно сделалось. Ах ты треклятая старая корова, говорю... да как хрясь ей но уху...».
И, судя но репликам остальных, его товарищи разделяют отнюдь не красящие их предрассудки.
В другом эпизоде в их поведении также обнаруживается не только жажда справедливости, но и менее достойные мотивы. Когда, воспользовавшись случаем, матросы принимаются поносить еду, которую им выдают на судне, в их обвинениях можно уловить определенное удовольствие. И действительно, в том каскаде реплик, которые как горох сыплются одна за другой, ощущается момент состязательности, желание щегольнуть перед всей компанией красным словцом.
«Скотти (с возмущением). На этом пароходе с голоду сдохнешь.
Дэйвис. Работы невпроворот, жратвы - шиш, а хозяева в каретах разъезжают.
Олсоп. Зарятили - похлебка та каша, каша та похлебка! Райское житье, птерт восьми! С отвращением плюет).
Кок и. Помои поганые. Только свиньям и годятся, вот что я скажу.
Дрисколл. А пойло, что выдают заместо чая! А замазка заместо хлеба! Как подумаешь, дак в брюхе заноет, точно дюжину гвоздей проглотил».